Ванечка и цветы чертополоха
Шрифт:
Женщина кивнула и пошла вперёд, показывая дорогу. Они вышли в терраску. Рядом была вторая дверь, за которой тянулся подсобный коридорчик, ведущий на примыкавший к задней стене дома скотный двор. В коридоре им на пути попалась полосатая кошка, видневшаяся в тусклом освещении лампы. На полках стояли банки, ящик с куриными яйцами, лежали инструменты. В уголке над ведром висела кульком марля с творогом. Около этого ведра и тёрлась кошка. На скотном дворе стояла в стойле коза.
— У вас коза есть? — удивился Евгений Фёдорович.
— Да. Коза, куры и кошки. Козу для себя только держу. От одной молока мало.
Они прошли скотный двор насквозь и вышли через распахнутую
— Что там за строение? — поинтересовался следователь.
— Там летний домик. В нём есть душ и комнатка с кроватью, на которой в тёплое время года спал Ваня.
— Дом очень старый?
— Ему, наверное, лет десять. Нет. Двенадцать лет. Его мой бывший муж поставил ещё до того, как смылся от нас.
— Пойдёмте взглянем.
Они направились правой тропинкой. Небольшой козырёк прикрывал от дождя единственную ступеньку. Дом был не такой маленький, каким казался издалека. Марья Антоновна достала из кармана передника ключ и отперла дверь. Небольшая площадка предваряла сбоку душ, а прямо комнату. Пол был из узкой доски. В комнате имелось небольшое квадратное окно с пёстрыми шторами, под ним — аккуратно заправленная пёстрым покрывалом кровать, рядом с кроватью — тумбочка, в ней — тетради, ручки, нож, перо ворона, пара сухих цветов, туалетная вода, дезодорант, несколько учебников, пара книг по истории и навигации, политическая карта мира и карта звёздного неба. «Увы, бедняге никогда теперь не стать моряком!» — с грустью подумал Палашов и заметил в восточном углу высоко под потолком маленькую полку с иконами Божьей Матери, Иисуса Христа и Николая Угодника.
— Откуда у него эти книги, карты?
— Паша привёз из Москвы. Ваня попросил, он и привёз.
— Куда ведёт вторая тропинка?
— В лес. Там у нас родник. Мы там питьевую воду берём.
— Дорога в лес мимо участка Глуховых встречается где-нибудь с этой тропинкой?
— От той дороги тоже тропинка к роднику есть.
— Ясно. Ваня ночевал здесь всё лето?
— Да. И днём здесь читал, писал.
Палашов аккуратно приподнял подушку и увидел тёмно-синюю записную книжку.
— Похоже, это и есть его дневник. Возможно, мне придётся его изъять. Прочтите-ка вы его сама. Вдруг вы узнаете что-то очень важное о сыне. И скажете об этом мне, если это меня касается.
— Хорошо.
В душе был белый поддон со стоком, над ним располагалась угловая полка с дешёвым мылом, шампунями и мочалками. На стене благоухал берёзовый веник на длинном гвозде. Шторка защищала стены и пол от брызг во время купания. Вода нагревалась тэном, её приходилось таскать вручную. За перегородкой была скамеечка и вешалка для полотенец и одежды. Тазик для стирки выглядывал из-под скамейки. Два больших полотенца и одно маленькое висели на бельевой верёвке, на улице. Верёвка была натянута между двумя столбами.
— С вашего позволения, я удаляюсь до завтра, — сказал Евгений Фёдорович, когда они с Марьей Антоновной вышли на улицу. — Держитесь.
Ей ничего другого и не оставалось. Он тронул под локоть бедную, уставшую страдать женщину. Она
На часах было уже без пятнадцати девять. Становилось всё темнее и холоднее. Палашов спешил обратно к Миле. Притом он обнаружил кратчайший путь. За сараем, возле лип, дорога по диагонали через луг уходила прямо в сторону дома девушки. По ней он добрался бы за пару минут, но он ещё раз обошёл все дома. Жизни по-прежнему не было ни в одном из них, кроме дома Глухова. К Глуховым Евгений Фёдорович решил зайти завтра. Ему надо было разобраться сначала с Милой. И предстоящий разговор с Милой почему-то его волновал.
VI
Спиридоновка. Июнь 1995 года.
— Ванюшка, сынок, пойдём скорее. Мне кажется, там уже вся деревня собралась. Сейчас весь хлеб раскупят, нам с тобой не достанется.
Это раз в неделю приезжал к ним грузовик с хлебом, потому что жители постоянные в деревне были, а магазина не было. Ванюшка никак не мог оторваться от мультфильма. Он не был избалован: телевизор показывал всего две программы — первую да вторую. Мультик или сказка — для этого ребёнка настоящий праздник и большая редкость, доступная только потому, что сосед Валерка антенну установил. Мать это прекрасно понимала и терпеливо ждала сына. Но время бежало, а он всё никак не выходил из комнаты.
— Мамуль, здесь же рядом совсем! Ты иди, пока в очередь вставай, а я подтянусь к тебе! Мульт уже заканчивается!
— Хорошо!
Марья Антоновна посмотрелась в зеркало, поправила незамысловатую прическу, пригладила воротничок платья.
Стоял конец июня. Погода была отличной, солнечной, тёплой, но пока ещё не утомляла зноем и навязчивыми насекомыми. Машина, привозившая хлеб, останавливалась на дороге за сараями напротив дома Кругловых. Прежние хозяева — старики — умерли, а молодёжь продала отчий дом, не желая таскаться из Москвы в такую даль. Они давно уже переехали в Москву работать и жить. Шли времена, когда жизнь в российских деревнях постепенно вымирала, особенно в областях центрального региона. От Москвы до Спиридоновки далековато, а потому дома не отпугивали ценой покупателей. Правда, желающих было совсем немного, но вот Кругловы как раз и нашлись. Они вывозили на лето бабушку с двенадцатилетним мальчонкой подышать свежим воздухом, «покушать витаминчиков», набраться сил. С ним Ванюшка и подружился.
Марья Антоновна взяла сумку, деньги и со словами «я пошла, догоняй!» отправилась на улицу.
Когда она подошла, полдеревни уже отоварилось и народ потихонечку расползался по домам. Кое-кто всё ещё стоял в сторонке и точил лясы. Но хвост очереди, спускавшийся вниз улицы, которая постепенно убегала под большущий крутой бугор, был ещё порядочным. Фургон зиял деревянными стеллажами, как открытая пасть зубами. Только выходило — это была пасть, не в которую кладут, а из которой вынимают. И хлеба в ней оставалось негусто. Кругловых видно не было. Они, вероятно, уже дома пробовали вкусный свежий хлебушек.