Ванечка и цветы чертополоха
Шрифт:
— Мне бы твою уверенность, — покосилась на него женщина.
Он ничего больше не сказал, развернулся, взял сумку с хлебом и пошёл домой. Она потихонечку, не спеша, тоже двинулась в сторону дома, заметила в окне наблюдавшего за ними Ваню. Что подумал сын? Она зашла на терраску, закрыла дверь, прижалась к ней спиной. Постояла так с минуту, приходя в себя. «Гад какой! Права Лида. Хотел сыграть на чувствах изголодавшейся женщины!»
Когда она зашла в комнату, Ваня с облегчением спросил:
— Что он хотел?
— Он предложил жить с нами, представляешь? Размечтался!
— Ты
— Неужели согласилась бы?
С этих пор Марья Антоновна бежала за хлебом, покупала и поспешно уходила. Избегала встречаться с Тимофеем, хотя, правда, часто о нём думала. Впрочем, он её не преследовал. И ничего плохого ей не делал. Может быть, если бы она тогда согласилась, жизнь бы пошла совсем другой дорогой. И Ванечка был бы сейчас жив и здоров.
VII
Август 2001 года.
Палашов беспрепятственно вернулся в дом Милы. Входя, он старался не шуметь, чтобы застать девушку врасплох, но Мила неподвижно сидела за столом лицом к двери, поставив руки на локти и опёршись головой на ладони, и явно дожидалась его. На плечах опять красовалась лохматая кофта — к ночи в терраске стало свежо. Ожила и заговорила первой:
— Извините меня. Я слишком долго на вас глазела… Задумалась.
«Задумалась! Всего-навсего! Да ты, подруга, всё нутро мне перевернула!»
Евгений Фёдорович вымыл руки и сел напротив девушки. Она откинулась на спинку стула.
— Вы красивый мужчина.
«Красивый мужчина» фыркнул.
— Брось. Меня это не волнует.
— Но это может взволновать кого-то другого. Понимаете?
— Ты что же думаешь, я ещё не понял этого за двадцать восемь лет жизни?
— Красивый, но не вежливый. Можно просто поблагодарить и всё.
Палашов снисходительно улыбнулся.
— Хорошо. Спасибо.
— У вас есть оружие?
Он не оставлял весёлый тон:
— Ты меня собираешься застрелить или сама хочешь застрелиться?
Она подыграла ему:
— Сначала — вас, потом — себя.
— Тогда ничего не выйдет. Я не хожу с пистолетами на детей. Авторучка — вот моё единственное оружие. Если не считать кулаков.
— Значит, ничего не выйдет. Вам удалось кого-нибудь застать?
— Нет. Все решили сыграть со мной в прятки. Одна ты — смелая девчонка. Поговорим тогда, может быть, о деле?
— Да, но с чего же мне начать?
— Начни сначала. Как ты попала в эту компанию?
Мила внимательно посмотрела на Палашова, словно раздумывая, стоит ли вообще начинать. А он широко распахнул и без того внушительные глаза и опёрся синеватым подбородком на руки, обросшие редким курчавым волосом.
— Папа построил нам с мамой эту дачу. Он предприниматель. Держит несколько кафе с бильярдными столами.
— Ты скромно выглядишь для дочки бизнесмена.
— Да. Мы с мамой живем на её заработок. Она отказалась от алиментов. Тогда папа построил нам этот дом. Шесть лет назад. Мы приехали, посмотрели и остались. Так нам здесь понравилось.
— О да! Понимаю. Папа какой у тебя… честный. А почему мама отказалась от алиментов?
—
Евгений Фёдорович выпрямился.
— Вижу, ты в родителей пошла, не набалованная девчонка. Расскажи про себя и Ваню.
— Мы с Ванечкой, — голос её дрогнул, — познакомились пару лет назад, хотя он здесь живёт, кажется, с рождения… Жил…
Мила опустила голову, видимо, стараясь побороть что-то в себе. Она теребила руками подол кофты.
— У нас есть пруд. Там, внизу. — Она махнула рукой, указывая направление. — Он такой классный! А тогда его только-только почистили. Глубокий, прозрачный! Иду на плотину с полотенцем через плечо, захожу на мостушку. Вдруг передо мной выныривает парень. Так неожиданно! Напугал меня! Он и сам не ожидал, что я там буду. Сначала как-то смутился, даже покраснел, взъерошил волосы, а потом тихонько засмеялся. И смех этот был таким хорошим. Мы разговорились. Ванечка мне понравился. Не рисовался, не выпендривался. В нём — природная естественность, и в то же время — стыдливость. Потом изредка мы с ним виделись, разговаривали.
Вообще-то я с этой компанией гуляла всего два раза. Первый раз мне совсем не по себе было, и я зареклась не ходить больше. Но, как говорится, от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Накануне второго раза я чувствовала, что просто обязана пойти, хотя сама не знала, зачем мне это. Как вы догадываетесь, эти ребята вели себя довольно скверно.
— Как всё произошло в злополучный вечер?
Мила находилась в своей комнате, когда услышала голоса и смех ребят и девчонок и поняла, что её непреодолимо влечет пойти вместе с ними. Мама тогда уже была в Москве. Не оказалось ни одного препятствия на её пути. Ничего, что смогло бы удержать. Она сбежала по лестнице, закрыла дверь на замок, а ключ повесила на шею. Минуты через две она догнала их. Было их восемь человек. Во главе находился Тимофей Глухов. Почему он в свои тридцать шесть лет общается наравне с юношами и девушками, она не знает. Он не принадлежит ни к типу деревенского дурачка, ни к типу организатора притона. Вероятно, он всё-таки самоутверждается за счёт малолеток, а, может, пытается убить одиночество. Мужчина чуть выше среднего роста, плотный. Волосы тёмно-русого цвета, густые, вьющиеся. Глаза голубые, какие-то мутноватые, может быть, оттого что он много пьёт. Сколько она его видела, на щеках — всегда щетина.
— Ты могла бы в общих чертах описать мне остальных из честной компании? Кстати, Себрова ведь не было с ними?
— Нет, Ванечки не было. Он не общался с ними.
Девушек и парней было поровну. Только Мила оказалась лишней.
— Второй по значимости в этой истории человек, я считаю, Денис Певунов. Детина такой неотёсанный. Не то, чтобы он дурак… Но иногда вытворяет такие глупости! Ростом под два метра, а личико такое детское, не говоря о поступках. А кулачища во какие! — она показала обеими руками размер дыни-колхозницы. — Под дых это он — Ванечке… Впрочем, я про них знаю мало. Ведь я ж с ними практически не общалась.