Ванечка и цветы чертополоха
Шрифт:
— Артём Владиславович, а вы всегда Лизу возите?
— Да. И с работы, и на работу. И крупье тоже по домам развожу. Они же поздно заканчивают.
— А вчера?
— Вчера нет, я её не отвозил. Она же с Виктором Бруновым уехала. И сегодня с ним должна была приехать. Он иногда её забирает. Хахаль её.
— А кто он, этот Виктор Брунов?
— Да так, шишкарь один местный. Не знаю, что она в нём нашла: грузный, семейный, на вид уж совсем ничего особенного. Ухаживал, правда, за ней красиво, с цветами, подарками. Квартиру вот ей снимает. Они там перекантовываются, чтобы
Пашка снова закурил.
— Хотите? — предложил он Артёму Владиславовичу сигаретку.
— Нет. Спасибо. А ты-то кто ей будешь?
— Да так. Никто. Знакомый просто. Встретились вот в казино.
— А ты случайно не мамы её ученик?
— Да нет.
Пашка на всякий случай перебрал в голове всех учительниц своей школы, прикидывая, нет ли среди них похожих с Лизой. «Марта Егоровна если только, по русскому, или биологичка Ольга Александровна».
— А то мама её — учительница в школе, она рассказывала. Елизавета Петровна Гнесинку52 окончила по классу вокала, а когда начала во всяких клубах, казино работать да на подпевках у звёзд подрабатывать, они с матерью рассорились и не знаются почти. Та хотела, чтобы дочь в театре пела, а уж никак не здесь и не в ночном клубе.
— А отец что?
— Отца, наверное, нету. Она о нём никогда не рассказывала. — Он помолчал, внимательно глядя на Пашку. — А тебя кто так отделал?
— А, это, — Пашка тронул скулу, — о штангу ударился, когда в футбол играл.
Пашка, покуривая потихоньку, болтал с водителем о том о сём: сколько платят шофёру, какой график, о его жене, детях, собаке, о своей, Пашкиной, семье и учёбе. Отец-то его тоже водитель у какого-то богатого дядьки, юриста, что ли. И время так незаметно пролетело для обоих, прошелестело множеством автомобильных шин, улетучилось клубами сигаретного дыма, закатилось солнцем, смолкло птичьими голосами, затонуло в водных бликах. Пашка стоял, прислонившись спиной к бортику набережной, в свете жёлтых фонарей и смолил сигаретку. Артём Владиславович сидел на пассажирском кресле, свесив ноги из машины. Мимо то прибывали, то убывали гости казино. Кажется, политик укатил на «Мерседесе».
В Пашкином обкуренном мозгу застучали каблучки. Вот она Лиза в чёрном пончо, уставшая, но не возмущённая и не злая.
— Это ещё что такое? — она вырвала у Пашки, вышедшего ей навстречу, сигарету и растоптала об асфальт. — Ты почему ещё здесь?
— Тщательно нарушаю приказ и жду главнокомандующего с фронта.
— И давно он курит? — спросила Лиза у Артёма Владиславовича.
— Да почитай с той самой минуты, как вы ушли.
Лиза явно огорчилась и проворчала:
— Не понимаю, куда только родители смотрят? Садись давай в машину, горе ты моё.
— Слушаюсь, товарищ командир! — приложил Пашка руку к пустой голове.
Все трое уселись в машину и плавно отчалили со стоянки. Пассажиры разместились на заднем сиденье.
— Я хочу с тобой завалиться, — прошептал Пашка
— Что ты бормочешь? Помолчи, дурачок! — сказала она громко, а в ухо парню прошептала: — От тебя так разит сигаретами и пивом, что мне целоваться с тобой будет противно.
— Можешь не целоваться. Или я зубы почищу Витькиной щёткой. — Он поморщился. — Нет, лучше твоей.
— Ц-ц-ц! — шикнула она на него.
Пашка пытался вести себя прилично, но это давалось ему с большим трудом. Он придумал себе занятие, пока они мерили огни большого города: выкрал левую руку, стянул перчатку и теребил её пальцы. Она делала вид, что ничего не происходит.
— Адрес свой скажи, — потребовала она.
Он повиновался. Через пятнадцать минут Артём Владиславович остановил машину на улице Руставели неподалёку от его дома. Пашке оставалось только пройти дворами.
— Дай мне пинка, если хочешь, чтобы я вышел из машины! — заявил он. — Сам я ни за что не выйду. Я хочу тебя проводить.
Лиза вздохнула и сказала водителю:
— Едем ко мне.
Через пять минут они притормозили у троллейбусной остановки. Лиза и Пашка помахали Артёму Владиславовичу рукой. Когда машина развернулась в конце улицы Добролюбова и, промчавшись мимо с другой стороны сквера, растворилась в зелени, Лиза повернулась к навязчивому ухажёру и подытожила:
— Павел, ты мне надоел. Тебя слишком много. От твоего присутствия мне нечем дышать.
— Заткнись! Утомила уже распоряжаться. Дала бы своим амбалам меня избить, приказала бы, и спала бы сейчас спокойно.
— Сам заткнись! И дай-ка сигаретку!
— Ты же не куришь!
— Курю, курю. Давай!
— Ты ужасная женщина, Лиза Чайка! — воскликнул он и прикурил ей сигарету. — Проси!
— Пожалуйста, дай.
Со словами «давать — не мужское дело» он отдал, и она затянулась глубоко, а потом сказала:
— Помнится мне, кто-то называл меня потрясающей.
— Одно другое не исключает.
— Ну, я рада, что ты узнал моё истинное лицо. А теперь тебе пора домой баиньки, к мамочке под крыло.
Она затянулась ещё раз и бросила сигарету. Пашка раздавил её кроссовкой. Он посмотрел Лизе в глаза, нахмурив брови:
— Я из-за тебя сегодня в футбол не погонял. Проспал весь день. И уроки не выучил.
— Да, это большое упущение, — притворно посочувствовала она.
— И завтра школу прогуляю.
— Очень рада. А, может, всё-таки баиньки? А назавтра в школу?
Он отрицательно покачал головой.
— Я не могу стоять здесь с тобой всю ночь на этих огромных каблуках. Я пошла спать.
И она действительно подалась к дому. Он поплёлся за ней.
— Как тебе спалось после вчерашнего? — смиренно спрашивал он на ходу.
— Плоховато.
— Почему?
— Любопытный какой! Это мой секрет.
— Да. Я забыл: ты же врушка и злючка.
— Я могу напомнить тебе, кто ты.
— Нет. Не надо. Я и сам знаю.
Настроение у него было пасмурным.
— Я сегодня чуть не упал, когда увидел тебя в этом платье. Все слова плохие вспомнил, какие знаю. Нельзя было переодеться в гримёрке?