Ванго. Между небом и землей
Шрифт:
— На этот раз я не танцевала.
— Ах вот как!
Мокрые вьющиеся волосы падали ей на глаза.
— Я была в Париже.
— Знаю.
— Откуда? — вздрогнув, воскликнула Этель.
— Сегодня ночью тебе звонил какой-то француз. А утром от него пришла телеграмма.
Теперь Пол пристально смотрел на Этель.
— Ты не знаешь, как его зовут? — взволнованно спросила она.
Пол не ответил.
— Где эта телеграмма?
— У меня в кармане, — сказал он.
— Ты ее вскрыл?
Пауза.
— Я решил
— Отдай ее мне!
Пол медленно повиновался.
Этель взяла телеграмму и, спрятав ее в белых дрожащих ладонях, отошла к окну. Она стояла спиной к Полу, но по ее вздымавшимся плечам он догадался, как прерывисто она дышит.
Ванго, Ванго, Ванго.
Этель твердила это имя, как заклинание, надеясь, что оно вот-вот появится на голубом бланке, который судорожно сжимали ее пальцы. Вспоминал ли он о ней?
Она распечатала телеграмму, пробежала ее глазами, и Пол увидел, как вдруг сникли ее плечи.
— Он хотя бы красив? — спросил он.
Этель обернулась с беспомощной, горькой улыбкой. Теперь Пол позволил ей взять себя за руки.
— Это пожилой господин с лицом шотландского терьера, — ответила она. — И зовут его комиссар Булар. Он сообщает, что завтра приедет сюда.
Пол посмотрел на нее. Его уже ничто не удивляло. Он оглядел кровать и всю комнату.
Дождь струился по оконным стеклам.
Они постояли несколько минут, не говоря ни слова.
Грязная одежда Этель валялась на кожаном кресле. Портреты предков — их было три или четыре — исподтишка наблюдали за ними со стен, и блики в их глазах мерцали, как слезы.
— А здесь ничего не меняется.
— Да, ничего, — сказал Пол. — Мэри каждый день ставит свежие цветы.
— И даже стелет свежие простыни.
— И говорит: «Я убрала спальню Хозяев». Уж и не знаю, что здесь можно убирать.
И они дружно рассмеялись.
— Да уж, — сказала Этель.
— А Хозяева уже десять лет как не спят здесь. И никто в эту комнату не заходит.
Он взглянул на Этель и добавил:
— Кроме тебя, — ты по-прежнему наряжаешься в папины вещи из этого шкафа.
И оба посмотрели в зеркало.
Теперь им было уже не до смеха. Они вспоминали, как в возрасте четырех и двенадцати лет пробирались на рассвете в родительскую спальню и свирепо, точно разбойники с большой дороги, бросались на их широкую кровать. Полусонный отец кричал воображаемому кучеру: «Гони!» и защищал, со шпагой в руке, жену, которая испуганно прятала голову под подушку. А маленькие бандиты скатывались на ковер.
И если в такие моменты горничная Мэри входила в спальню, чтобы раздвинуть шторы на окнах, то при взгляде на эту сумасшедшую семью, лежавшую кто где — старшие в изнеможении на кровати, мальчик на полу, а маленькая девочка, обутая в огромные отцовские сапоги, и вовсе под комодом, — она твердила: «Да они все безумные! Господи, ну и сумасброды!»
Но по ночам, лежа в постели, она молилась
Этель и Пол бережно прикрыли за собой дверь родительской спальни. Внизу их ждал обед. Все комнаты были натоплены. Они сели поближе к камину, бок о бок, в торце стола, такого огромного, что его конец терялся где-то вдали, в шотландских туманах.
Им прислуживали трое лакеев, двое других стояли в дверях.
Огни канделябров добавляли света к пламени очага.
— Я знаю, кого ты хотела увидеть в Париже, — сказал Пол.
Этель опустила глаза.
Тогда он нарисовал кончиком ножа букву «В» в ее тарелке.
В тот же вечер, над Средиземным морем
Около десяти часов вечера на борту цеппелина кто-то бросил в темноте, рядом с Ванго, моток веревки. Он уже приготовился к прыжку, как вдруг услышал задыхающийся шепот Эккенера:
— Они тебя ищут. Как только я подам сигнал, ты выберешься на крышу цеппелина, а потом спустишься на землю по веревке. Мы будем лететь очень низко. Удачи тебе, Иона!
«Какой сигнал? Какая земля?» — хотел спросить Ванго, но тут со стороны трапа послышался еще чей-то голос.
— Командир, что вы тут забыли?
И в лицо Эккенеру ударил луч света от мощного фонаря. Голос принадлежал Максу Грюнду.
— Я смотрю, вы любите прогуливаться по вечерам во всяких укромных местах…
После инцидента с поваром Отто гестаповцы временно прекратили поиски. Они собирались возобновить их на следующее утро, начав с обыска кают десяти мотористов. И были уверены, что за несколько часов обнаружат своего нелегала.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросил Грюнд.
Хуго Эккенер заслонился ладонью от бьющего в глаза света.
— Нет, не думаю, что вы способны мне хоть в чем-нибудь помочь.
— Может, у вас какие-то проблемы?
— Да.
— У всех есть свои маленькие секреты, командир; у кого благородные, у кого постыдные. Даже у героев.
— Я не герой, — ответил Эккенер.
— Во всяком случае, мне кажется, в глазах нашего народа вы останетесь им ненадолго.
Грюнд с самого начала подозревал, что Эккенер имеет какое-то отношение к этому делу с нелегалом. И полицейский твердо вознамерился достичь вместо одного сразу двух результатов — разоблачить Эккенера и найти его подопечного.
— Ну, так расскажите мне, что вы скрываете, командир.
— Я не герой, — снова пробормотал Эккенер.
Голос его дрожал.
Вдруг рядом с ним раздался звон разбитого стекла.
Макс Грюнд направил фонарь вниз, к ногам Эккенера.
Там лежала разбитая бутылка. Вино вытекло на пол, замочив подошвы Эккенера, который держал в руке другую бутылку. Казалось, он с трудом стоит на ногах. В воздухе явственно запахло вином.
Грюнд состроил брезгливую гримасу.
— Хороши же они — эти старые герои!