Вангол
Шрифт:
Далеко-далеко на западе в эту ночь Мария Макушева родила мужу второго сына. Счастливый Степан, приехав со службы к роддому, обломал по пути кусты сирени и передал через медсестру огромный душистый букет в палату, где лежала Мария. Она устало улыбнулась, она была очень довольна собой. Жизнь продолжалась. Да, жизнь продолжалась, но с некоторых пор для Степана она была наполнена уже другим содержанием. Осточертевшая ему конвойно-охранная служба, которую он столько лет нёс, отступила на второй план, хотя свои обязанности он исполнял неукоснительно. Любимая жена и дети были его тылом, его отдушиной, тем святым, ради чего Макушев был готов на любые испытания и лишения. Его основным делом стала работа под руководством Битца по созданию групп сопротивления. Он неделями, а то и месяцами пропадал в командировках, которые планировал и тщательно готовил Битц. Прохоров, «умерший и похороненный в лагере», уже более полугода был
Солнце как будто растекалось по горизонту багровым маревом. Оно не бросало последние лучи, как надежду на утреннее возвращение. Оно, утекая, гасло, сгущая и сгущая краски, незримо превращая всё разноцветье в тёмно-красное и багровое, а затем, как бы утягивая за собой это прозрачное покрывало, превращало всё видимое в тьму. Тьма, сгущаясь, зажигала и зажигала миллиарды звёзд, холодный свет которых освещал затихшую жизнь и потерявшую свою привлекательность природу. Ночь кралась по земле, подчиняя всё своим законам. Законам ночи, законам тьмы, безжалостным и коварным. Для одних ночь — это время, когда уставшее за день тело, отдыхая, набирается сил. Для других, отлежавшихся днём в теньке или укромных уютных покоях, ночь — время активной работы. Хищники под покровом тьмы подбираются к отдыхающим стадам, чтобы наброситься и вонзить острые клыки в шею задремавшего на мгновение животного, не дав ему никакого шанса на спасение. Так и оперативные группы НКВД расползались по ночам на чёрных воронках по кварталам спящих городов и посёлков, чтобы громким стуком разбудить, ворваться в жильё и с упоением наблюдать, как с лихорадочно колотящимися сердцами люди с заспанными лицами, в ночном белье второпях собирают в дальнюю дорогу того, на кого указал перстом неумолимый и беспощадный закон тьмы. Люди в кожаных куртках и плащах, с волевыми лицами и крепкими руками, выдирали из объятий жён и матерей мужчин, обещавших им непременно вернуться. Слёзы и застывший ужас в глазах неодетых и неприбранных женщин, теряющих своих мужчин, уже давно не трогали сердце старого опытного чекиста Сергеева. Он знал, эту грязную работу должен был кто-то делать. Его задача — задержать и доставить, а там разберутся. Там в десятках кабинетов сидят опытные следаки, которые опросят и допросят, которые проведут очные ставки и освидетельствования, и тогда всё станет ясно — кто есть кто. Если совесть перед народом чиста — с миром домой, под тёплое одеяло. Ну а если нет, тогда извини, дорогой, казённый дом и дальняя дорога тебе обеспечены. Всё по справедливости и в строгом соответствии с требованиями социалистических законов, утверждённых сталинской конституцией. Молодым рабочим парнем он пришёл в двадцать втором году по направлению заводской ячейки в ЧК. Не раз с тех пор и пуля, и бандитский нож пускали кровь из его мускулистого тела, многие иркутские бандиты закрыли навсегда свои очи после встречи с ним, многие отправились по лагерям и помнили Сергеева. Он тоже помнил многих, обещавших, вернувшись, по самую рукоять вогнать ему в спину нож при встрече, но этого он не боялся. Он вообще ничего не боялся, кроме одного. И то, чего он боялся последнее время, случилось сегодня ночью… И вот теперь… теперь, он, теряя кровь и сознание, трясся в воронке на коленях своих оперов, которые нещадно материли и шофёра, и колдобины, и всё на свете, пытаясь быстрее доставить его в госпиталь. А началось всё как обычно…
— Опергруппа на выезд!
Команда застала Сергеева и ещё двоих оперативников за столом в дежурке, где они уминали здоровый шмат сала с чесноком и с дурманяще пахнувшим свежим хлебом.
— Адрес: улица Заречная, 2, квартира 12, Переверзев Степан Семёнович, 1890 года рождения, доставить в отдел следователю Соловьёву. Вот ордер на арест и обыск. — Дежурный передал Сергееву бумаги.
Непрожёванный кусок сала застрял в горле Сергеева, он поперхнулся и закашлялся. Дружеская рука напарника, крепко приложившись к его широкой спине, вернула к жизни, и он, с навернувшимися на глаза слезами, только и успел спросить:
— Чего искать-то?
— А хрен его знает. Как обычно, оружие, переписку, книги. — Дежурный, смачно зевнув, отрезал себе сала и, шаркая по паркету сапогами, ушёл.
Сергеев свернул бумаги, положил их в карман, затем вытащил и, развернув, ещё раз прочёл фамилию и адрес. Нет, он не ослышался, действительно: Переверзев, Заречная, 2. В висках у него застучало, и кровь прилила к голове. Он не просто знал этого человека, он много лет его знал. Более того, Степан Семёныч был как бы родственником. Он уже почти десяток лет жил с его единственной сестрой, правда в гражданском браке. Но что мог совершить простой сапожник, сутками не выходивший из своей махонькой мастерской? Сергеев машинально глянул на свои сапоги. Ладные сапоги сшил ему по-родственному
Машина, покрутясь по безлюдным переулкам, въехала на знакомую улицу и остановилась у двухэтажного деревянного дома, в котором он столько раз бывал. С тяжёлым сердцем, не зная, куда девать глаза, он вышел из машины и, пропустив вперёд оперов, стал подниматься на второй этаж. Три месяца назад, провожая своего племянника Игоря в экспедицию, он был в этом доме и обещал походатайствовать в своём руководстве, чтобы Игоря направили на учёбу в высшую школу НКВД в Москве. Парень был способный и неплохо учился в институте, он души не чаял в своем дядьке и мечтал о работе в органах. Сергеев сделал всё, что мог, и знал, что со дня на день в институт придёт вызов на имя его племянника в Москву. Правда, Игорь ещё не вернулся из экспедиции, а тут такое происходит. Сестра, единственная родная душа на земле, сейчас увидит, как её мужа, — да, перед Богом и людьми, как она говорила, мужа заберут. Заберёт, вернее сказать, арестует он, как начальник опергруппы. Наденет на него наручники, предъявив ордер на обыск, вынужден будет перевернуть всё вверх дном в квартире. Только бы они не подали виду, только бы сдержались, тогда ещё он сможет как-то помочь Переверзеву. Надо войти первым и дать знак, предупредить, чтобы молчали, а там посмотрим. Громкий стук в дверь прервал мысли Сергеева.
— Открывайте, Переверзев, вам телеграмма, срочная, — нагло и громко, на весь подъезд, орал опер, барабаня кулаком по деревянной, ветхой двери.
Сергеев отодвинув опера, первым вошёл в открывшуюся дверь, чуть попридержав в узком коридоре рванувшихся было внутрь соратников.
— Погодь, мужики, я сам, без шума и пыли, — шагнув в тёмное нутро квартиры, успел, обернувшись к своим, произнести и был ослеплён и оглушён вспышкой и звуком выстрела.
Падая навзничь, он как-то спокойно подумал, какая нелепица произошла, и потерял сознание. Он не видел и не слышал, как грохотали над его головой выстрелы оперов, как, вскрикнув, упал, получив пулю в сердце, сапожник Переверзев, уронив из мозолистых ладоней обрез охотничьего ружья. Как в темноте и неразберихе была изрешечена пулями метавшаяся по комнате сестра.
Резко затормозив у дверей приёмного покоя, машина остановилась. Один из сотрудников выскочил и рванул закрытую дверь, дверная ручка оторвалась и осталась в руке. Ею он и стал стучать, пока не зажёгся свет в окне и сонным голосом кто-то спросил:
— Чё долбите? Нет никого, за дежурным врачом машина приходила, куда-то в военную часть выехал.
— У нас раненный тяжело, мать вашу! Что делать-то? — заорал опер, запустив оторванную ручку куда-то в темноту.
— Чё делать, чё делать, езжайте в городскую.
Прыгая в машину, опер сказал водителю:
— Гони в городскую, скорей.
— Некуда торопиться, скончался майор, — услышал он в ответ и, обернувшись, увидел в бледном свете ночного фонаря, падавшего через открытую дверь в салон воронка, абсолютно спокойное, безжизненное лицо своего начальника и друга.
— Не довезли-таки. Едем в отдел, утром разберёмся.
На столе начальника управления Иркутского НКВД лежал подробный рапорт об операции по задержанию опасного преступника Переверзева, в ходе которой погиб при исполнении служебного долга один из опытнейших чекистов, майор НКВД Сергеев.
— Да, теряем людей, каких людей! Таких, как Сергеев… — Начальник управления замолчал и до хруста сжал кулаки. — Жаль, очень жаль! Сергей Михайлович, — обратился он к сидевшему за столом хмурому человеку в штатском.
Тот поднял голову и вопросительно взглянул на начальника.
— Тут недавно мне бумагу приносили на подпись, покойный просил племянника своего рекомендовать для учёбы в Москву, подготовьте необходимые документы, я подпишу. Найдите его. Если мне память не изменяет, Игорь Сергеев, хочу лично с ним поговорить.
— Память у вас отменная, Виктор Иванович. Мы уже его попытались найти, но, увы, он сейчас в институтской экспедиции, в тайге, вернётся месяца через два.
— Вернётся, пригласите. Документы подготовь сегодня же, а то, как всегда, закрутимся. Надо уважить покойного, он заслужил. Кстати, сестру его нашли?
— Нашли, Виктор Иванович. В той же квартире, где он был ранен.
— Как так? Почему в рапорте об этом ни слова? Как она там оказалась, где она сейчас?
— Нашли труп женщины. В темноте во время перестрелки с Переверзевым её зацепило. Сначала думали, просто его сожительница. Потом соседи опознали, имя, отчество. Как выяснилось, она вообще-то отдельно жила с сыном, а тут сын в экспедиции, она и перебралась к нему. Вчера только к вечеру установили, что это родная сестра майора Сергеева. Поэтому в рапорте и указано, что обнаружен труп женщины, личность устанавливается. Что делать будем?