Вангол
Шрифт:
— Ясно, — ответил Битц. — Пленены ротой офицера Павлова.
— Конвоя вам не будет, мне люди здесь нужны, своих и моих раненых понесёте на руках. — Махнул нагайкой в сторону: — Там носилки. Вопросы есть? — Не дождавшись ответа, он лихо развернул коня и, повернувшись к Битцу, крикнул: — Надеюсь на вашу офицерскую честь.
Конь рванулся и унёс офицера туда, где рвалась шрапнель и слышалась беспорядочная винтовочная стрельба. Битц оглянулся. Чуть в стороне от него на земле сидели и лежали его солдаты, многие были ранены, их перевязывали русские санитары. Многие были убиты. Их ещё недавно образцовые траншеи и блиндажи,
— Всё, война для вас кончилась, — крикнул он. — В колонну по четыре становись. Раненых на носилки в голову колонны.
К вечеру он привёл колонну в Городок и доложил штабному русскому капитану.
— Ну, Павлов, ну, даёт, чертяка, — услышал он в ответ на свой доклад.
Битц открыл глаза. Да, это было так давно, а вспомнилось так ярко. «Надеюсь на вашу офицерскую честь», — вспомнил он ещё раз слова того офицера. Да, тогда это были не просто слова, тогда честь офицера значила много, стоила дороже жизни. Тогда, а теперь?
Что теперь? Он захвачен бандитами, ему, офицеру, предлагают откупиться своим архивом, а ведь это тысячи жизней других пусть не самых хороших, но людей.
«Надеюсь на вашу офицерскую честь!» — вновь и вновь стучало у него в мозгу. Как будто всё, что разделяло их эти годы, куда-то исчезло, и только взгляд этих бесстрашных и честных глаз и эта фраза, брошенная ему, определяли теперь всю его дальнейшую жизнь. Он посмотрел на Москву, тот спал сидя за столом, положив голову на руки. Битц, осторожно повернувшись, опустил ноги на землю и встал.
— Куда? — услышал он голос вора.
— До ветра.
Москва встал и шагнул к дверям землянки:
— Пошли вместе.
Битц, улыбнувшись разбитыми губами, кивнул и пошёл за ним. Справа от дверей железная печка была обложена круглым булыжником, один из них и взял в руку Битц. Открывая дверь, Москва слегка наклонился, и Битц изо всех сил сзади ударил законника по затылку камнем.
— Ах ты су… — успел произнести Москва, падая в проход открывшейся двери.
Битц прямо по упавшему телу вора выбрался из землянки и насколько мог быстро пошёл по лесу в сторону Городка. Он понимал, что, если воры забрали его архив, их надо перехватить по пути в землянку. Поэтому он шёл осторожно, внимательно вглядываясь вперёд, думая, каким образом сделать так, чтобы архив остался у него. Уже смеркалось, когда Битц, на минутку присевший перевести дыхание, заметил в перелеске две фигуры. Да, это были они. Фрол нёс в руке большой жёлтый чемодан. Татарин, сильно прихрамывая, отставал от быстро идущего Фрола.
— Фрол, погодь, дай передохнуть, ногу не чувствую, надо перевязку сменить.
— Терпи, торопиться надо, сам слышал, до полуночи Москва ждёт, потом уйдёт. Чё делать будем?
Они приближались.
Битц сорвал с головы повязку, разбередил рану, из которой засочилась, заливая лицо, кровь. Примерно определив, куда выйдут Фрол и Татарин, чтобы его сразу заметили, переполз и, распластавшись на земле, замер. Где-то далеко в стороне послышался лай собак. «Вот кстати», — подумал Битц, через слегка приоткрытые глаза наблюдая за приближающимися к нему ворами.
Увидев лежащего
— Эй, начальник, ты живой? Очнись.
Битц медленно открыл глаза и как будто долго не мог сообразить, кого он видит.
— А, это вы, слава богу.
— Где Москва, чё случилось?
— Там, — как бы превозмогая боль, прошептал Битц.
— Где там? Чё с ним? Говори, сучара! — заорал Татарин.
— Тихо, там облава, туда нельзя, собаки. Москва назвал место встречи, если вас увижу… — Битц закатил глаза и как бы потерял сознание.
В это время вдалеке опять послышался лай собак. Фрол и Татарин медленно опустились и легли на землю, прислушиваясь и озираясь по сторонам.
— Точно облава, — прошептал Татарин. — Овчарки лагерные, родные до боли голоса.
— Слышь, начальник, очнись, чё с тобой?
Битц открыл глаза.
— Наверное, сердце прихватило. Немного полежу, и пойдём.
— Некогда лежать, рвать надо, — зашептал Татарин.
— Утихни, — пробурчал Фрол. — Твоё торопило уже подвело в Городке под монастырь, чуть ушли. Пусть начальник полежит, помозговать надо. Где Москва встречу наметил?
— Завтра вечером у старой мельницы под деревней Дубки, — ответил Битц.
— Где это? — спросил озадаченно Фрол.
В его мозгу ворочалась мысль, что за Дубки, Москва вроде на всякий случай про Ольшаны говорил, там братва хазу держит. Вдали вновь послышался лай собак, и это отвлекло Фрола.
— Я это место знаю, километров пятнадцать отсюда, — сказал Битц, поднимаясь с земли. — Всё, пошли. Вроде полегчало.
Как бы впервые увидев чемодан, брошенный Фролом, Битц молча подошёл и склонился над ним. Что-то сделав с замками, он открыл их и откинул крышку. В чемодане лежали два комплекта неновой военной формы и небольшой, но туго набитый кожаный портфель чёрного цвета. Битц вытащил гимнастёрку и галифе, приготовленные им когда-то для Макушева, и кинул Фролу.
— Надень, тебе впору должно быть. А это тебе, думаю, подойдёт.
И Татарин получил гимнастёрку и галифе.
— Вот пилотки, ремни. Переодевайтесь быстро, а я займусь документами.
Воры, переглянувшись между собой, стали снимать с себя одежду. Битц тем временем открыл портфель, нащупал лежавший сбоку револьвер, оставшийся у него ещё со времён Гражданской войны, и осторожно взвёл курок.
Мария с детьми на перроне сразу очутилась в объятиях Макушева. Владимир какое-то время просто не мог увидеть её лица. Но когда Макушев освободил её из своих лапищ и вручил розы, Владимир увидел лицо Марии и просто остолбенел от неожиданности. Он предполагал, что она, как утверждал Степан, похожа на мать, но не до такой же степени. Когда он обрёл дар речи, Степан уже представил его как своего друга. Взяв сыновей на руки, они медленно стали продвигаться к вокзалу. Мария несколько раз спросила Степана, почему он их так срочно вызвал. Степан только улыбался в ответ и отшучивался. Владимир, сразу взявший два небольших чемодана с вещами, шёл впереди, прокладывая дорогу в толпе, то и дело оборачиваясь и вглядываясь в лицо сестры, в чём он уже ни секунды не сомневался.