Vanitas
Шрифт:
Собаки заливисто лаяли вслед, однако их визгливые крики вскоре остались позади.
Дыхание вырывалось рваными облачками — в глубине леса заметно похолодало. Пахло землёй, хвоей, палыми листьями. Пот и влага покрыли горящую кожу холодной и липкой плёнкой.
Сколько времени прошло? Как далеко она успела забежать?
Лёгкие пылали, сердце грозило разорваться от быстрого бега.
Надо… надо, что-то сделать. Сбить псин со следа. Подошла бы река, ручей, любой водоём. Но где они, в какой стороне?
Позади
«Как?! Пять минут прошло?!», — ахнула Люция и споткнулась о большой корень.
Колени и ладони обожгла боль и заляпала грязь вперемешку со мхом.
— Точно! — воскликнула девушка, тяжело дышала, и принялась остервенело натирать платье и подмышки сырой землёй.
Её пошатывало и зрение мутилось, но она справлялась, даже видела что-то в этой слепой темноте.
Прислушалась к погоне за спиной и побежала дальше трусцой, но уже не просто прямо, а заворачивая налево. Потому что внезапно вспомнила: правши, плутая, отклоняются вправо. А все в свите шестого правши!
Ещё, кажется, надо зигзаги выписывать, и это она кое-как изображала своим пьяным шатанием и спотыканием. Адреналиновая волна пошла на спад.
— Всё плохо!
И длинный подол с несколькими подъюбниками путается в ногах.
Люция на ходу, отрывала лоскуты от нижнего платья и некогда белых рукавов, хватала камушки под ступнями, обвязывала их тряпицей и швыряла в стороны, в темноту чащи, как можно дальше от себя, в надежде хоть так сбить ищеек.
Бег её замедлялся. В боку нещадно кололо, но она понимала, что останавливаться нельзя. Однако и вечно бежать не получится.
Она не какое-то сверхсущество. Всего лишь полукровка. Чуть сильнее и выносливее человека.
И терринам о том лучше не знать.
Чьи-то волкособы завыли совсем близко.
Душа ухнула в пятки. Кровь рванула по венам.
Люц оглянулась по сторонам, приметила дерево с разлапистыми ветками и неровной корой и кое-как, ломая ногти, взобралась на нижнюю ветку. Кряхтя, подтянулась на следующую, чуть повыше, и наконец выдохнула.
Горло саднило, кожа горела, лоб взмок.
Но рано радоваться.
Люция оторвала оборку от кимизы[1] под корсетом, сломала сухую веточку над головой, оборвала листья и, утерев тканью пот, обмотала ею палку. Размахнулась и швырнула вдаль.
Псины залаяли и устремились туда. Люц заметила, как в лунном свете, выглянувшем из-за тучи, сверкнули между деревьев их чёрные лоснящиеся шкуры.
Собаки притихли, вынюхивая на земле след и тихо ворчливо огрызаясь.
Люц затаила дыхание, прячась в густой листве кроны.
Как вдруг слева на неё что-то налетело и сбило с ветки!
Девушка вскрикнула и судорожно вцепилась в нападающего. Желудок прилип к горлу в леденящем чувстве падения, земля стремительно приближалась. Мышцы сжались в ожидании боли, но в последний момент Люцию перевернуло,
Воздух выбило из легких.
Они кубарем покатились по траве и каким-то низкорослым белым цветочкам, кряхтя и охая от ударов кочек, камней и собственных тел, локтей, коленей.
Неприятель очнулся первым и навис над ней, стискивая тонкие запястья. Волкособы, возбуждённо порыкивая, закружили возле них.
Морщась от боли, Люция сморгнула пелену и в ужасе просипела:
— Ты?!
[1] Нижнее платье.
Глава 1. Пробуждение
«Vanitas vanitatum et omnia vanitas»
«Суета сует — всё суета!»
Екклесиаст. Царь Соломон
«Война — это путь обмана, постоянной организации ложных выпадов, распространения дезинформации, использования уловок и хитростей. Когда такой обман хитроумно задуман и эффектно применен, противник не будет знать, где атаковать, какие силы использовать, и, таким образом, будет обречен на фатальные ошибки».
«Искусство войны» Сунь-Цзы
Люцию волокли к реке.
Тощее тельце сковывали тяжёлые железные цепи и звенели в такт шагам. Снег хрустел под босыми ступнями и жёг раздражённую кожу. Дыхание вырвалось хрипами и облачками густого пара. Дрожь сотрясала каждый мускул, пальцы раскраснелись, губы посинели.
Треклятая зима! Мерзкая толпа! Их галдёж смешивался с завываниями степного ветра, и Люции хотелось подвывать ему. Сетовать на несчастную судьбу, на свою очередную дурость, на горе.
Слезы встали комом в горле, но ни одна капля не сорвалась с замёрзших ресниц.
— Гадина!
— Чтоб ты сдохла!
— Бесовское отродье!
— Ведьма!
«Нет! Нет! Нет!» — визжала в мыслях она, потому что голос сорвала ещё вчера ночью, убеждая под дверьми холодного сарая этих деревенских остолопов в своей невиновности. И всё впустую! Они даже не слушали, не желали слушать. Нашли крайнюю и спихнули на неё все проблемы. Где же хвалёная справедливость их нового Бога? Где сострадание и жалость?
— Я н-не в-ведьма, — хлюпнула Люц и застучала зубами от холода. — П-просто хотела п-помочь…
— Шевелись! — рявкнул конвоир и толкнул её в спину. Люция полетела в сугроб. Чёрные кудри кляксой упали на снег. Белые хлопья забились в нос и рот, за шиворот холщового платья, под грязную юбку, ужалили коленки и грудь — единственное, что ещё хранило в себе тепло.
Холод обжигал до крика, но не подняться, не шевельнуть заледеневшими пальцами девочка не могла. Цепи и зима славно сработали в дуэте и обездвижили её надежнее любых смертных.