Ванька 3
Шрифт:
Сразу нас в бараки не повели — объявили медосмотр.
Правильно, вдруг кто-то из нашего брата болен чем-то инфекционным. Заболеет потом пол лагеря, зараза на город переметнётся.
Да… Вот тебе и медицинское обследование… Сплошной формализм…
Даже не раздели. Хотя бы до пояса.
— Жалобы на состояние здоровья имеются?
На хорошем русском языке был задан мне вопрос. Ну, ещё бы — россиянин его мне и задал. Подрабатывает, он тут, наверное. Надо бы и мне куда-то пристроиться… По специальности, желательно.
— Нет, — честно отвечаю.
У меня, и правда, со здоровьем всё
Похудел я только от местного питания. Ничего, кости целы — мясо нарастет…
— Следующий!
Что, со мной — уже всё? А, послушать? А, витаминчиков каких выдать?
Да, на словах — всё красиво. Оказали де пленным медицинскую помощь, провели полную диспансеризацию…
По бумагам-то, наверное, всё как положено и в полном объеме будет.
Вот тебе и война джентльменов! Кормят — плохо, медицинское обслуживание — из рук вон…
Вышел из барака, где медосмотр сейчас нам проводили.
На сколько эта профанация затянется? Пригнали-то нас много…
Закурить бы, да нечего.
Осмотрелся по сторонам. Так, а это что?
Недалеко от входа в медицинский барак стоял раскладной столик. На нём какие-то печатные издания. Решил посмотреть, делать-то всё равно пока нечего. Похоже, пока всех якобы осмотрят, в бараки нас не поведут.
Так, так, так… А, журнальчики-то на русском! Они, что, тут для нас целый журнал издают?
«Япония и Россия». Ну, что — весьма оригинальное название…
Посмотрим, посмотрим…
Голодаю я сейчас. Не только от недостатка еды.
Не только у меня урчит в животе, но вот уже несколько недель у меня голод информационный. Что на театре военных действий? Бьем мы японцев? Нас в хвост и гриву колошматят? Что в России-матушке? Что в мире? Ничегошеньки не знаю. Одни домыслы и догадки…
Ещё у меня эмоциональный голод. Нет никаких положительных эмоций. Откуда им у пленного взяться? Эмоциональный голод часто заедают, но с этим у меня ещё большая проблема.
Голод из-за скуки. Скука — вещь весьма опасная. Это — целое страдание. Пытаюсь я скуку развеять, по сторонам головой верчу, но нас всё больше по каким-то унылым местам вели, от этого моя скука плохо уменьшается.
Я начал перелистывать страницы журнала. Так, события в мире… Что-то про Японию… А, вот и про войну — «1 апреля, с утра, японская армия перешла в наступление на Хейшиму и по дороге Синьминьпу-Дашихэцзы… Около 5 часов дня заняты Падьяцзы и завязана перестрелка с российской конницей, занимавшей перевал… занято селение Нансан-чэнцзы…»
Что-то не утолил я информационный голод. Хрен знает, где эта Хейшима находится, куда дорога Синьминьпу-Дашихэцзы ведет… Про селение Нансан-чэнцзы я уже и не говорю…
Глава 32
Глава 32 Всё чудесатее и чудесатее…
Я положил просмотренный журнал обратно на столик. Не так их тут и много, пусть и другие полистают…
— Признан совершенно здоровым.
Застегивая на ходу шинель, ко мне подошёл молчун-поручик.
— Аналогично.
Мой ответ уложился в одно-единственное
Осмотр остальных пленных длительного времени не занял и скоро нас уже распределять по баракам начали. Вернее, к баракам повели нижних чинов. Нас, офицеров, меня в том числе, будут отдельно в лагере селить.
В размещении по баракам рядовых и унтеров тоже были свои нюансы. Оказывается, моряков тут помещали с моряками, а пехотинцев и кавалеристов — от них отдельно.
Почему так? Позднее, уже находясь здесь мне стало известно, что эти две категории российских военных вместе, в одном бараке плохо уживаются. На пустом месте дело зачастую до драк доходит. Почему? Рационального объяснения этому явлению социальной реальности не было. Не жилось им мирно и всё…
Ещё один фактор влиял на распределение пленных. Это их национальность. Для простых японцев, а в местной армии и среди гражданского населения далеко не все имели широкий кругозор, чуть ли не откровением явилось, что русские — не все русские. Япония-то по этно-расовому составу однородна, в ней японцы живут. Ну, чуть-чуть ещё китайцев и корейцев имеется. Но, они не японцы, никто их японцами и не считает. Среди русских же пленных ещё и татары какие-то нашлись, и башкиры, и караимы… В общем — всех и перечислить трудно. Одни — христиане, другие — мусульмане, третьи — иудеи… Причем, получалось так, что все они — русские почётные военнопленные. Опять же, повседневный опыт содержания военнопленных из России японцам показал, что всех этих русских-нерусских лучше распределить по отдельным баракам. Зачем решать возникающие проблемы, если их можно предупредить.
Рядовых и унтеров отделили от офицеров и к большим баракам повели, нам же — офицерам, велено было двигаться дальше. Туда, где маленькие домики, опять же в ряд выстроились. Оказывается, действительно каждый офицер тут в плену должен проживать отдельно. У меня от такой новости глаза на лоб полезли. Ничего себе, во как… Просто чудеса какие-то…
Хотя, об этом нам уже говорили, но я подумал — шутка просто это. Не бывает такого. Оказалось — совсем не шутка.
У этих самых домиков, мимо которых мы сейчас двигались, совершенно русские на вид солдатики в летних кухнях какую-то еду готовили, стиркой занимались, что-то другое по хозяйству делали.
— Кто это? — я кивнул молчуну-поручику на занятых решением бытовых проблем людей в российской солдатской военной форме.
Он всё знает, хоть и говорит мало.
— Денщики…
Вот те раз… Офицеры тут ещё и с денщиками плен свой отбывают!
Причем, отвечал мне прапорщик без нотки удивления в голосе. Вроде оно, так и должно быть. Это я сейчас, возможно, не совсем уместный вопрос задал, но я же в офицерских кругах тут раньше не вращался.
Поручик, тоже мой вопрос нормальным посчитал, знал он о моей мнимой потери памяти после контузии. Спрашивает человек, ну и ладно — знать будет. Спросить-то не стыдно. Стыдно не знать.