Ванька 3
Шрифт:
— Эта бочка для нижних чинов. Для офицеров — вот…
И на вторую бочку, из которой головы торчат, мне показывает.
Ага, сейчас я в чужую грязь полезу… Не, я хочу в чистенькую водичку…
Не стал я солдатика слушать, прошлёпал босыми ногами туда куда шёл.
Температура воды там не порадовала, но хоть чистая…
Внутри бочки, по всему её периметру приступочек в виде скамейки имелся, я на него и сел. Воды там по нижний край рёбер было. Экономят что ли?
Как уже позднее мне известно стало — не экономили. Сколько
Да, и насчёт разных бочек для нижних чинов и офицеров, Агафон Агафонович мне уже вечером за чаем пояснил, что в солдатской бочке воду после сорока нижних чинов меняют, а в офицерской — после шести — восьми в ней посидевших. Ну, и вода там чуть тёпленькая должна быть — градусов по Цельсию тридцать пять — максимум чуть больше сорока.
В общем — не мытьё нормальное, а какая-то трихомудия.
Посидел я немного в этой бочке, оделся и в свой домик пошёл. Не, в селе у Федора мы лучше мылись, веничком парились, а тут — одно название, что помылся…
Лучше я к Агафону Агафоновичу быстрее пойду, пораспрашиваю что здесь и как.
Глава 34
Глава 34 Про кресла и прочее
Полным географическим кретинизмом я не страдал, поэтому домик Агафона Агафоновича нашёл. Ну, не с первого раза, но добрался до него без опоздания.
Отправная точка, от которой я на поиски направился, на местности была хорошо заметна — лечебное заведение, в котором нам, вновь прибывшим, медицинский осмотр проводили.
В гости я не первым явился. Более быстрым оказался наш преподаватель по десмургии. Тот, который обучал в школе ротных фельдшеров наложению повязок — от классической шапки Гиппократа до в последние годы появившихся. Десмургия, она тоже на месте не стоит, всё время развивается.
Вместе с ним и супруга присутствовала, которая, как меня уже уведомил Агафон Агафонович, на побывку к своему мужу приехала. Она сейчас кресло занимала, в котором ранее хозяин избушки сидел. Галантные мужчины женщине сидячее место уступили.
— Добрый вечер.
Я поздоровался сразу со всеми находящимися перед домиком Агафона Агафоновича. Мне ответили почти одновременно один женский и два мужских голоса.
Видок был у меня ещё тот — слегка помятая общевойсковая японская форма, а на ней — Знак отличия Военного ордена Святого Георгия четвертой степени. Погоны я нацеплять не стал, это уже ни в какие ворота не лезло.
— Вот, Агафон Агафонович, гости уже все в сборе, а заказ Ваш что-то запаздывает. — преподаватель десмургии картинно развёл руки.
— Да, что-то запаздывают… — Агафон Агафонович поправил свои очки.
Оказалось, разговор о креслах шел. Весь день сегодня меня эти кресла преследуют, мысли и беседы только
Выяснилось, что Агафон Агафонович для собственного потребления у Селивана-казака пару недель назад себе плетеное кресло купил. Очень удобным оно оказалось. Сегодня же, когда у него наметились гости, ещё заказ сделал. Причем с доставкой. Гости уже были в наличии, а Селиван что-то запаздывал.
Главная беда в лагере военнопленных — занять себя нечем. К работам пленных не привлекают, с утра до вечера — пустота жизни, отсутствие каких-либо занятий и праздность, праздность, праздность…
Каждый как мог, тем себя и пытался занимать. Селиван-казак вот кресла плёл. Обеспеченные пленные их и покупали.
Дома, в России, попавших в плен военнослужащих никто предателями не считал. Из государственной казны ежемесячно всем находящимся в плену денежки поступали. Солдатам — пол иены, унтер-офицерам — от одной до полутора иен, тут выплата зависела от количества лычек на погоне. Офицерам выдавали ещё больше. Кроме того, защитники Порт-Артура ещё и получали пожертвования из России. Они же герои, вот им деньги и слали. Иногда даже рядовой имел за раз по пятнадцать иен. Ну, а за одну иену тут можно было купить сразу десять килограмм риса.
Прочим пленным, не защитникам Порт-Артура, пожертвования перепадали редко. Да, и во всем другом порт-артурцы были не обижены. Каждый день обороны, даже тем, кто не находился на передовой, им засчитывали за двенадцать дней, а месяц — за целый год. Всё это влияло на выплаты, выслугу, звания…
— Слышали, Агафон Агафонович, японцы готовят «Правила выполнения работ пленными». Разрешат нам наконец-то официально работать, а не как сейчас Селивану — плети да оглядывайся… — продолжил разговор преподаватель десмургии.
— Да, да. Только, вот оплата…
— Согласен. Семь сэн в день — офицеру, солдату — четыре сэны в день… — усмехнулся знаток перевязочного дела. — В то же время, зарплата мужчины- японца на текстильном предприятии в Мацуяма составляет в день от двенадцати до семидесяти сэн, а женщины — от пяти до тридцати двух сэн…
— Можно и согласиться, — вклинился я в разговор своих бывших преподавателей. — Тем более, если выплаты из государственной казны сохранятся и кормить японцы не перестанут. За жильё в лагере тоже не надо платить.
— Семь сен… — завертел головой в знак отрицания преподаватель десмургии.
— Четыре. — вздохнул я.
— Позвольте, Агафон Агафонович сказал, что Вы уже подпоручик.
— Да, вот так тут дело получилось…
Тут я и рассказал присутствующим о своем мнимом офицерстве.
— Да уж… — протянул преподаватель десмургии.
— Ничего страшного, Иван. Скажете дома, что это японцы сами напутали. Только сейчас в лагере больше офицерские погоны не носите, что офицер — никому не говорите. Всё лучше в своем домике жить, а не в бараке. Да, и свобода передвижения по Японии к тому же…