Ванька 7
Шрифт:
Сначала тростка мне тяжела казалась, но со временем привык. Золотые зверьки опять же помогли. Быстро приспособили мой организм к потяжелевшему оружию.
Сейчас хвостал я продолжением своей руки налево и направо с лёгкостью, но надолго так меня не хватит. Есть пределы силы и выносливости у любого человека. Я же не железный…
Жалел я местных. Тычковую технику не применял. Она — смерть однозначная.
Раззз… Ещё одна бамбуковая палка потеряла свою целостность.
Мля…
Мне тоже немного досталось, но Рязанцева я прикрыл. Кстати,
— Спину мне береги!
Опять капитан увлёкся…
Выкрикнул, только дыхание себе сбил. А, что делать?
Сказано же ему было…
Тут мне ткнуть в грудь нападавшего пришлось. Ну, извини, сам вынудил.
Не мы первые начали…
Раззз…
Да, это больно. Ничего, кости срастутся…
Ещё один наш противник выбыл, но оставалось их ещё порядочно.
Следующая палка одного из супостатов, которой не повезло, была ротанговая. Откуда знаю? Ну, про этот самый ротанг. Читал. Не всё же мне, как совсем тёмному, от князя узнавать или от бригадного интенданта.
Ротанг — это уже пальма, но куда ей против стали…
Тут, в Сингапуре, ротанговые трости используют для судебных и тюремных порок. Это у нас в России, как в цивилизованной стране, император после рождения наследника порки отменил, а здесь при англичанах порют за милую душу.
Тросточка для судебных и тюремных порок пол дюйма в диаметре и почти четыре фута в длину. Кстати, в местных школах порют тростями тоньше, чем в тюрьме или на военной службе. На ночь трость замачивают в рассоле, так она надежнее становится.
Зачем я читал про трости разных стран? Себе для бузы хотел хорошую изготовить, используя, как говорится, наработанный в мире опыт. Ротанг мне не подошёл, тростями такими только по жопе и бить.
А начиналось всё благостно, чинно и благородно.
Мы как для парада начищенные и наглаженные в город группами выходили и по улицам Сингапура растекались.
Народ на нас дивился. Такого количества сразу отборных представителей мужского пола тут никогда и не видели.
Деньги у солдат имелись. Наши. Российские. Их в лавочках не принимали. Пришлось бежать к менялам. Они за один сингапурский доллар брали по полтора рубля.
Такую же операцию пытались и с нами провернуть, но Рязанцев сразу их обломал. Обменный курс на самом деле составлял один рубль семнадцать копеек за местный доллар. Мы сговорились за рубль двадцать.
Прогулка по Сингапуру много времени у нас не заняла. Это вам не Москва или Санкт-Петербург, здесь особо-то и смотреть нечего.
Пошли обратно.
Прямо скажем, живут тут люди бедно. Запахи ещё, ну, так себе…
Недалеко уже от порта было, как я заметил у лавки менялы одного нашего солдата. На него какие-то люди с палками наезжали.
— Что случилось?
— Обмануть хотят…
Оказалось, солдат обратно сингапурские доллары на рубли захотел поменять. Ничего он тут не купил, а на следующих наших остановках сингапурские деньги будут уже без надобности. Там их не принимают.
—
Солдат был возмущен. Начал ругаться, а менялы каких-то бандитов с палками и позвали. Свою охрану.
Рязанцев начал словесно что-то у менял выяснять, но тут ему палкой и прилетело. Еле успел он рукой прикрыться.
После этого я и начал своей тросткой хвостать. Не ждать же, когда башку проломят.
Противник превышал нас по количеству в пять раз и бойцы они были не плохие. Сингапур — город портовый — насобачились…
Солдата, не сразу, но из активных бойцов заминусовали. Интендант одной рукой дрался, только моя тростка нас и спасала.
— Иду!!!
С тыла в ряды подручных менял врезался наш знаменщик. Вятчанин, не особо технично, но со всей своей медвежьей силы принялся их обижать. Такому и никакой тростки не надо. Слон тоже бузой не владеет.
Глава 34
Глава 34 Наказанные и умершие
На «Amiral Latosche—Treville» я, наш знаменщик и Рязанцев прибыли в сопровождении английских полисменов.
Служители порядка появились, как водится, к шапочному разбору. На земле в живописных позах валялись охранники менял. Наш солдат, с которого всё и началось, уже пришел в себя, но нуждался в медицинской помощи. Причем, как я установил, не здесь — прямо на улице, а в медицинском учреждении. Туда его полисмены и отправили на подвернувшейся телеге.
— До лазарета, лежи, не вставай. Ротному мы про тебя сообщим, — успокоил я нижнего чина.
Он, бедолага, всё порывался на корабль, оставаться здесь ему было боязно.
Полисмены нас даже не сопроводили в участок. Пострадали, кто? Местные. Вот и ладненько. Значит — никто. Всё хорошо и замечательно.
По дороге в порт бригадный интендант всё баюкал свою руку на перевязи. При каждом неровном шаге морщился.
— Болит… — сообщал мне Никифор Федорович очевидное.
Я ему руку на бинт подвесил, истратил на это индивидуальный перевязочный пакет. Был у меня такой с собой на всякий случай.
— Терпите, капитан, полковником станете, — перефразировал я русскую народную поговорку. — Кости у Вас целы остались. Ушиб, да, сильный…
— Вашими бы молитвами…
В каюте я накапал Рязанцеву волшебных немецких капелек и вскоре он уже похрапывал. Капли эти — из старых моих запасов. В Россию до войны большинство лекарств из Германии поступало, а как она началась, германцы как-то внезапно, но не удивительно, поставлять к нам медикаменты прекратили. По некоторым позициям сложилась весьма неприятная ситуация. Впрочем, у них самих в этом отношении тоже было не сахарно. Чего только одни бинты из бумаги стоили… У нас-то, в русской императорской армии, пока такого безобразия не было. Однако, того же йода не хватало. Пытаются его производство в Архангельской губернии наладить, но что-то до сих пор только в гомеопатических размерах получается.