Ванька-ротный
Шрифт:
Я обошёл всю деревню и направился к последней избе, стоящей несколько на отшибе.
На скамье, около дома, сидела старуха. На лице и около рта глубокие складки, на лбу и на щеках мелкие морщинки. Лицо белое, чистое. Глаза впалые, серые и почти бесцветные. Сидела она прямо, даже чуть подав вперёд впалую грудь. Острые коленки были согнуты и торчали из-под холщевой одежонки. Руки жилистые и костлявые лежали
Шевеля тонкими губами и меняя положение складок у рта, она с кем-то внутренне разговаривала. Я стоял и смотрел на неё и не хотел шевелиться. Вот когда-то так же в школе губами мы мысленно повторяли про себя невыученные стихи.
Возможно в голове, у неё не звучали стихи, она думала о другом, о чём-то дорогом ей и близком. О чём она думала? Что внутренне волновало её?
Бывают же языкастые, похабные бабы и старухи. Их хлебом не корми, им только бы поорать и поблажить. А эта, как святая, переполненная жизнью и миром, сидела и не видела окружающей земли. Заговори сейчас я с ней, прерви её размышления, и у неё оборвется что-нибудь внутри.
Лик её погаснет, губы плотно сомкнуться, в глазах появится испуг.
— Ты чего стоишь лейтенант? — услышал я голос сзади.
— Думаешь до темна не успеем?
Я обернулся, позади меня стоял младший лейтенант артиллерист. Он посмотрел на меня, махнул рукой и пошёл обратно. А я стоял и думал, редко уводишь такое лицо, чаще попадаются тупые и злобные лица.
От сказанных слов артиллеристом, старушка очнулась и посмотрела на меня.
— Что же ты бабуся, одна здесь проживаешь? Ни постояльцев, ни родных?
— Да, сынок осталась одна.
— Что-то у вас в деревне неприветливый народ? Видят, что дорогу засыпало снегом. Просим помочь. А они ни с места! Пушка у нас застряла. Лошади не идут.
Старуха буркнула что-то невнятное себе под нос, поднялась быстро с лавки, подошла к дверному косяку, взяла палку и сказала:
— Пошли!
— Иди касатик за мной. Сейчас мы им покажем, как своих надо встречать! Она подошла к первому дому и громко, чтоб было слышно внутри, закричала:
— Ты им под крышу трассирующую пальни! Они сейчас мигом с лопатами повыскакивают!
У старухи был громкий и зычный голос. Она чуть покашливала и кричала, сдабривая свои слова нужными ругательствами.
— А ты, немецкая шлюха! Свои, русские пришли! А у ней спину заломило! Полицаи недобитые!
Она подошла к другой избе и кричать не стала. Она ударила палкой по оконной раме, да так, что стекла задребезжали.
— Немцы их не просили и не били им в
— Придёт какой шелудивый и скажет тихо, — "Матка! Лёс-лёс! Шнель-шнешь!". Они стервы с лопатами бегом на дорогу бегут.
Старуха шла по улице и грозила в окна палкой. Точь, в точь как наш Березин. Он тоже грозил повозочным и гонял их своей клюшкой, когда те, развалясь в груженых повозках, погоняли своих тощих лошадей.
— Ну-ка сынок! Пальни в небо около этой избы! Орать на этих гнид нет никакой охоты. Это же нечисть.
— Щас эта Манька подлая тварь, прости Господи, вылетит, как с цепи сорвётся!
Из домов на дорогу, причитая и охая, бежали бабы, девки и парни.
— Матка! Матка! Шнель! — кричала им старуха вдогонку.
— Ты видишь сынок! Они по немецкому научены шпрехать! Всё ведь подлые понимают!
— Снег, для вшивых немцев всю зиму чистили. Бегали даже с охотой. А свои пришли, считают не обязаны!.
Когда сугробы были разбросаны, дорога расчищена, и лошади протащили пушку, я сказал обращаясь к старухе:
— Ты мать теперь на деревне советская власть! Назначаем тебя председателем! Если что? Кто не будет слушаться? Вызывай наших солдат! Сейчас будут наказывать строго! По законам военного времени!
— Все слышали?
— А тебя мать нужно представить к медали за помощь советским войскам.
— Не нужно мне вашей медали! Я, для солдат старалась! Петенька мой тоже где-то воюет! Только вот весточки нет! Может сложил свою головушку за нашу русскую землю? — сказала она и заплакала.
— Счастливого пути родимые! — сказала она и помахала нам своей костлявой рукой.
И тут же вскинув брови, потрясла палкой в воздухе в сторону баб. Те стояли поджав губы. Оставаться им на месте или идти по домам.
— Чистите лучше, под метлу! — услышал я сзади голос старухи.
— Ихнее начальство опосля поедет!
Старуха повернулась, погрозила, работавшим на дороге, кулаком и пошла к своей избе.
Рота вышла за деревню, спустилась под горку. Дорога здесь была гладкая, от снега очищена. Немцы заранее приготовили себе чистый путь.
Мимо поплыли поля и перелески, голые бугры и заснеженные низины. Позади остались притихшие, в причудливом наряде кусты и деревья. Солдаты не торопились.
— Не растягивайся! — крикнул я.
Крикнул и подумал. Зачем собственно подгонять мне их? Где-то впереди, через два, три часа хода нас опять поджидает деревня, немецкие пулемёты и огонь немецких батарей.
Что для солдата лучше? Час раньше или один день позже? Где-то, для каждого из нас приготовлена пуля или осколок снаряда. Наступит последний момент. Оборвется целая жизнь. А, что ей обрываться? Ей короткой пули достаточно! И будет твой труп лежать на снегу до весны. И только там, в тылу, в городах и деревнях останутся ждать своих сыновей, сгорбленные горем старушки.