Ванька-ротный
Шрифт:
Солдаты, недолго думая и не дожидаясь моего ответа, приволокли с мельницы железный лист, набросали дров, развели огонь, бросили на огонь железный лист, плеснули на него воды и стали поливать вонючей жижей. Она шипела. Облако пара поднялось над ней. Вонь ударила в нос.
— Давай, снимай! А то все съестное сгорит! — закричали солдаты. Горячий, засохший блин палкой спихнули с листа железа, разломали на части и, перебрасывая в руках, дули и остужали. Кусок такого блина подали и мне. Но есть его, пока он был горячим, я отказался. Уж очень зловонный запах шел от него вместе с паром.
— Дуся, подай блинов с огня. Дуся, скорей целуй меня! — запел кто-то из солдат, стоявших сзади. С утра до вечера на железных
К концу февраля старшина стал появляться на мельнице ежедневно. Наши прорвались у Нелидово, теперь тылы подошли. Солдатский паек стали выдавать регулярно. Как-то к вечеру старшина на мельницу прибыл в веселом настроении. Он загадочно улыбался и потом объявил, что на всех получил положенную норму водки. Он раздал солдатам водку, отмеряя каждому железной меркой по сто грамм, а оставшееся в котелке поставил на стол и сказал, что это на трех: на лейтенанта, политрука и на него, на старшину. Петя заглянул в котелок, где плескалась прозрачная жидкость и потер от удовольствия руки.
— Как я прикинул, на каждого из нас в котелке не меньше, чем по двести грамм на брата.
Кроме водки старшина принес хлеб, сахар, махорку и мыло.
— Перед таким началом не грех вымыть руки с мылом! — предложил старшина. Он велел солдату принести из солдатского дома чайник с горячей водой.
— Давай быстрей! Лейтенант и политрук хотят с мылом умыться!
В солдатской избе всегда стоял чайник в подогретом состоянии. Пока мы мыли руки, терли лицо и шею, старшина сидел на крыльце и курил, посматривая на нас.
— Что-то Вы долго, товарищ лейтенант! Все остынет!
— Конечно! Водочка холодная даже лучше!
Умывшись и пригладив волосы, мы вошли в дом и сели за стол. И что же мы обнаружили? Котелок с водкой, что стоял на столе, был пустой. Вот так просто! Был с водкой, а пока мы мылись, оказался пустым. Политрук поднял котелок и погладил его ладонью внутри котелка. Дно было сухое. Он отодвинул его в сторону, посмотрел на то место, где стоял котелок, оно тоже было сухое. Политрук нагнулся под стол, оглядел пространство под столом, нигде никаких следов худого котелка или пролитой водки. На столе стояла похлебка, лежали сахар, махорка и хлеб.
Я посмотрел на Петра Иваныча, махнул рукой, выпил через край подогретую похлебку, вышел на крыльцо, сел и закурил. Петр Иваныч не мог успокоиться. Он предпринял вылазку в избу солдат. Самое главное, как он считал, — по свежим следам найти виновника, а потом и похлебку хлебать. Виновника искал он долго. До самого вечера. Но все-таки нашел.
Как он потом рассказывал, солдат вошел в комнату с охапкой дров. Он обычно приносил дрова для солдатской избы и для избы, где проживали офицеры. Вошел в комнату, бросил дрова около печки и боком задел стол, где стоял котелок. Котелок чуть не полетел со стола, он удержал его вовремя рукой.
Но удержав его от падения, он не мог совладать |со своей натурой|. Он нагнулся над котелком и нюхнул содержимое. Что делать? Он решил немного отпить из котелка. Ему показалось, что тут много на троих. По сто грамм не будет. Тут по двести на брата. Солдат поднес котелок ко рту, закрыл глаза и уже не мог оторваться от содержимого. Он махнул его одним махом, до дна, и только потом уяснил, что ему за это потом не поздоровится. Солдат
— Помнишь, — говорил он улыбаясь, — как на мельнице у нас солдат котелок водки увел?
Но оставим водку, политрука и солдата, эпизод этот особого значения не имел. Однажды утром со стороны Шайтровщины в направлении города на небольшой высоте показался немецкий транспортный самолет. Летчик держал курс на аэродром и снизился до предела, идя на посадку. Он, вероятно, не предполагал, что в черте города сидят наши. По самолету стали стрелять со всех сторон. Били из винтовок. Зениток в дивизии не было. На подходе к Демидкам самолёт загорелся. Летчик открыл боковую дверку — снизу все хорошо было видно — и выбросился с парашютом. Самолет продолжал лететь, оставляя за собой черный хвост дыма. Летчик медленно опускался к земле. Самолёт пролетел над городом и ударился где-то в землю. Огромные клубы черного дыма взметнулись в том месте к небу. Летчик приземлился между мельницей и льнозаводом, под самым бугром у деревни Демидки. Наши солдаты со всех ног побежали к парашютисту. Немец не сопротивлялся. Он отстегнул парашют и поднял руки. Парашют, ранец и немца приволокли на мельницу. Солдаты, бежавшие из Демидок, к разбору трофей и пленного опоздали. Вскоре на мельницу позвонил комиссар Козлов. Он потребовал немедленно все изъятые у немца вещи доставить в деревню Журы.
— Парашют и личные вещи немца пойдут в фонд обороны! — объявил он по телефону.
— И смотрите, не вздумайте разрезать парашют! Предупреждаю категорически! А то вы разорвете его на бинты и портянки! Имейте в виду, голову снимем.
Строгий приказ начальства подействовал на нас. Мы свернули шелковый купол, закрутили вокруг него стропы и вместе с немцем под охраной двух солдат отправили в Журы. Ковалёв и Козлов за сбитый самолёт получили награды. Собственно случай простой. Сбили самолёт. Летчика немца забрали в плен. Шелковый парашют сдали в фонд обороны. Чья-то пуля попала в самолет и зажгла ему баки. Но зато некоторое время спустя, батальонный комиссар Козлов уже щеголял в шелковом нательном белье |и комбат Ковалёв тоже|. И как он при этом пояснял, в шелковом белье, вши не водятся. Так что две главные персоны батальона стали ходить в вошеотталкивающем белье. И этот случай через некоторое время забылся.
В начале марта в воздухе появились первые проблески весны. Снег кругом побурел, вобрал в себя влагу и стал рыхлым. Солдаты выходили наружу босиком, садились на крыльцо, дивились яркому солнцу и под лучами его грели небритые физиономии. Разговор шел всякий, говорили неторопливо. Мимо, балансируя и перепрыгивая, по разбросанным доскам и бревнам проходил на смену пулеметчик и опять до вечера, до самой раздачи пищи все затихало и не двигалось.
Весна в этот год навалилась на землю сразу. Однажды дыхнула теплом, и кругом все оттаяло и потекло ручьями. С крыш зазвенела прозрачная капель, а все мы, солдаты, оказались одетыми не по сезону. На всех ватники, полушубки и валенки. По лужам и мокрому снегу в валенках не пройдешь. Всем нам в ту пору нужны были кирзовые сапоги и солдатские ботинки с обмотками. Вот и сидели мы на деревянных крылечках.