Ванька-ротный
Шрифт:
— Но ведь я же не военный!
— Солдаты тоже с гражданки!
— Ты прекрасно знаешь, что я третьи сутки не спал. Тебе давал отдых. Держал, так сказать, в резерве. Совесть у тебя есть?
Политрук понимал и ситуацию, и справедливость. Но страх его был выше моральных взглядов на вещи. И он молчал.
Я посмотрел ещё раз на него, покачал головой, сплюнул и пошёл в штабной блиндаж к полковнику.
Полковник по карте мне показал маршрут движения, рассказал суть задания и велел отправляться.
Я сказал ему, что мне нужно поесть.
— Поедите потом! Генерал срочно требует данных разведки. Я велел солдатам заполнить подсумки патронами, взять винтовки гранаты (скатки и саперные лопаты).
— Пойдём налегке! Скатки не брать! Думаю, что до вечера вернёмся!
Мы долго, не торопясь, шли по лесной дороге, часто останавливались, осматривали прогалки и открытые места. Мы могли в любую минуту напороться на немцев. Реальной обстановки в штабе армии никто точно не знал. Ползти по дороге бессмысленно. Идти в открытую, нарвёшься на пули. Интересна психика человека.
Когда мы покинули бугор, прошли болото и вошли в лес, направляясь к себе в тыл, чтобы найти штаб 22 армии, тогда мы не думали встретить немцев, мы как бы уходили от них. А теперь мы шли тем же лесом, но в другую сторону, теперь мы опасались (боялись) попасть в засаду.
Неизвестное всегда (давит тебе на мозги) настораживает.
Пространство между деревьями то расширялось, то сужалось. Дорога то ползла в гору, то сползала вниз. Лес был заболочен и труднопроходим. Главное осознать мозгами, что здесь может случиться. Это и подсказало мне, что немцы в заболоченный лес не пойдут. Лесная дорога для танков непроходима. Без танков немцы сюда не сунуться. Так что можно идти спокойно и не таращить глаза.
Часа через два мы увидели славян копающих яму у дороги. Две повозки стояли на пригорке.
— Из командиров кто-нибудь есть? — спросил я солдат.
— Вон там старший лейтенант!
У повозок стояли солдаты и один в портупеи. Я поздоровался с ним и спросил:
— Вы не с 29 армии?
— Да! А что?
— Мы ваши соседи!
Мы поговорили с ним о делах на фронте и о немцах.
— Они вас не очень беспокоят? — спросил я.
— Да нет! Сидят тихо!
— Ну ладно, пока! — сказал я и повернул обратно.
Задание я выполнил. 29-ая стояла на месте.
Я шел ходко. Солдаты едва поспевали за мной. Обратно дошли мы быстрее. Я отпустил солдат и пошел с докладом в блиндаж. Полковник выслушал и в конце разговора добавил:
— Приходил повар и спрашивал про тебя. — Можешь идти! Ты свободен!
Я вышел из блиндажа и пошел на кухню. Повар — пожилой солдат сидел на пороге и курил папироску. Он лениво поднялся и велел мне садиться за стол, поставил передо мной миску и спросил:
— Не холодная? Давай подогрею!
— Не надо! — сказал я отламывая кусок хлеба.
— Подожди! Сначала плесну тебе немного
— Ты приходи после всех! У нас всегда чего-нибудь найдётся разговеться!
Я мотнул головой в знак согласия. В штабе армии кормили ничего. За месяц тут можно шею наесть и животик. Я вышел из кухни и направился к трём елям. Теперь нужно лечь и выспаться, решил я.
Навстречу шел политрук Соков.
— Пойдём лейтенант, посмотришь! Взгляни на свою шинель!
— На какую шинель?
— На свою короткую!
— А что на неё смотреть?
— Придём, увидишь и сразу поймёшь! А ты не хотел идти в разведку! — Причём здесь шинель и разведка?
— Ты же на ящиках хотел завалиться и спать.
— Ну и что?
— Судьбе видно угодно, чтобы ты ушел в разведку. Я, можно сказать, спас тебя. Иди, иди! Сейчас увидишь!
Мы подошли к ящикам и трем толстым елям. Ящики были разбросаны и разбиты, а моя короткая шинель была разорвана и пробита осколками. Прямое попадание немецкого снаряда калибром 106 мм.
Я посмотрел на дырявую шинель и вспомнил кровавые куски солдатской одежды висевшие на ветках, там на дороге.
— Ты ушел. Прошло немного времени. Я сидел со старшиной вон там. И вдруг артналёт. Слышим, на подходе зашипели снаряды. Немцы пустили всего один залп. Разрывы ударили кругом. Пострадала только твоя шинель, солдат и охрану не задело. Не уйди ты в разведку, от тебя бы сейчас остались одни лоскуты. Твоё счастье, что я тебя подсунул. Ты обязательно бы завалился спать.
— Судьба, так судьба! Но ты признайся, что сделал свинство.
— Признаюсь! Жизнь дороже, чем мелочные счёты!
— В наказание политрук ты будешь дежурить сейчас, а я лягу спать, пусть принесут новые ящики. В одно место снаряд не попадает дважды. Если полковник будет спрашивать, скажи, что я не спал.
Жизнь солдат незаметно зашла в спокойное русло. Дни стали похожи один на другой. Провели ротное мероприятие — постирали бельё, устроили баню, почистили сапоги, подтянули ремни. Караульная служба без стрельбы и без войны, регулярное кормление до сыта, показалось раем. Так можно было жить!
Между прочим, из немецкого окружения продолжали выходить небольшие группы гвардейцев. Они шли ночами. Днём отсиживались в лесах. Солдат среди них было мало. В основном офицеры. Окруженцев разместили в лесу километрах в трёх от командного пункта. Сюда в овраг их не допускали.
Офицеры и политработники спали прямо на земле. Строить им землянку было не кому, а на земле они спать были непривычны. Питались они из походной кухне, которую им выделила какая-то часть. Офицеры и солдаты выходящие из окружения проходили собеседования. Они давали объяснения, кто где и откуда бежал. Из сотни вышедших, солдат было с десяток. В основном это были штабные писаря, денщики и связисты. Из стрелковых рот солдат я не видал.