ВАННА АРХИМЕДА СБОРНИК
Шрифт:
Психачев постарался придать своим глазам загадочность. Он остановил их. Он встал с кресла, руки его поднялись в ритуальном жесте.
– Она – природа, мать всех вещей, владычица стихий, начало веков, царица душ.- Психачев побледнел.- В таинственном молчании темной ночи ты движешь нами и бездушными предметами. Я понял, что судьба насытилась моими долгими и тяжелыми мучениями.
– Вот ты тихо подходишь ко мне, прозрачное виденье, в сво.ем изменяющемся платье. Вот полную луну, и звезды, и цветы, и фрукты вижу я! Психачев
И вдруг в углу комнаты раздался женский пискливый голос: – Я тронулась твоими мольбами, Психачев. Я – праматерь всего в природе, владычица стихий…
Головы всех повернулись Это говорил Свистонов…
Но Психачев нашелся.
– Вы прогнали видение,- сказал он.
Ночь прошла незаметно. Психачев определял цвета дамских душ. У Марьи Дмитриевны оказалась душа голубая, у Надежды Ивановны – розовая, у Екатерины Борисовны – розовая, переходящая в лиловую, а у хозяйки дома – серебряная с черными точками.
– Вот так-то мы и проводим время,- сказал Психачев, прощаясь со Свистоновым на набережной в утренних лучах солнца.- Как по-вашему, ничего? 100 – Великолепно! – ответил Свистонов,- совершенно фантастически! Между тем приказчик Яблочкин, которого Психачев назвал Катоном, по наущению Психачева составлял свой портрет.
Он писал, кто и кем были его бабушка и дедушка, отец и мать, кто ему враги, какие у него друзья, какие у него доходы, и копался в своей душе.
С воодушевлением новый Катон стал читать плутарховского Катона, врученного ему мнимым иерофантом.
Всюду перед Яблочкиным вставали вопросы, и на полях книги он ставил вопросительные знаки.
Он жил на шестом этаже, и город лежал под его ногами. Вечерние и утренние зори освещали его комнату.
Он вставал пораньше, ложился попозднее, читал и с каждой зарей чувствовал себя умнее и умнее.
Свистонов встретился с Катоном у Психачева. Иерофант, сидя под старинными портретами, объяснял своему ученику цифровой алфавит.
Свистонов с собранием историй, удивительных и достопамятных, сидел в другом кресле и выписывал на листок бумаги нужную ему страницу…
La nuiet de се jour venue, le sorcier meme son compagnon par certames montagnes vallees, qu'il n'auoit oncques veues, luy sembla qu'en peu de temps ils auoyent fait beaucoup de chemam. Puis entrant en vn champ tout епшгоппё de montagnes, il vid grand nombre d'hommes ,de femmes qui s'amassoyent la, vmdrent tous a luy, menans grand feste ' N Свистонов стал раздумывать. Что -будет со всеми этими женщинами и мужчинами, когда они прочтут его книгу? Сейчас они радостно и празднично выходят ему
навстречу, а тогда, быть может, раздастся смутный шум
голосов, оскорбленных самолюбий, обманутой дружбы, осмеянных мечтаний.
Яблочкин писал: 12, 11, 10, 9, 8, 7, 6, ____________________ А, Б, Ц, Д, Е, Ф, Г.
' Когда наступила ночь, колдун повел своего спутника по какимто горам и долинам, которых тот прежде не
Психачев заботился о своем здоровье. Всюду расставлены были банки, стаканы, чашки с простоквашей, в которых чернели мухи, а на потрескавшемся подоконнике лежали и дозревали помидоры.
– Сердце твое должно быть чисто,- говорил Психачев Яблочкину,- и дух твой должен пылать божественным огнем. Шаг, который ты делаешь, важнейший шаг в твоей жизни. Произведя тебя в кавалеры, ожидаем от тебя благородных, великих, достойных этого титула подвигов.
И почувствовал Яблочкин, что он приобщился тайне, а когда он вышел, весь мир для него повернулся по-но-.
вому. Как-то иначе город загорелся.'Предстали поновому люди, почувствовал, что ему надо работать над самоусовершенствованием и над просвещением других людей.
Свистонов угадывал, что происходит с Яблочкиным, ему было жаль разбивать его мечту, погрузить его снова в бесцельное существование, доводить до его сознания фигуру Психачева. Он знал, что Яблочкин обязательно прочтет его книгу, книгу ближайшего друга Психачева. «Ну ладно, будь что будет. Психачев мне необходим для моего романа»,- решил Свистонов и, устроившись поудобнее в комнате Психачева, в психачевском кресле, стал переносить Психачева в книгу.
Хозяин перетирал реликвии. Говорил о Яблочкине, строил планы. Нева замерзала, скоро по ней на лыжах будут кататься красноармейцы. Скоро будет устроен каток, и под звуки вальса в'отгороженном пространстве завальсирует молодежь.
Свистонов посмотрел на Психачева. «Бедняга,- подумал он,- сам напросился».
– Дружище,- сказал он,- не согреть ли чайку, что-то прохладно становится? – Хотите, печку затоплю? – спросил хозяин.
– А это совсем хорошо бы было,- ответил гость.- Мы превосходно проведем время. Пусть снег за окном.
Мы будем сидеть в тепле и холе.
Психачев сошел в сад и принес дров.
Свистонов записал все то, что ему надо было.
– Теперь бы в картишки перекинуться,- сказал он. Подошел к печке и, добродушно потирая руки у запылавшего огня, задумался, затем продолжал: – 102 Карты у вас, должно быть, есть? Расставимте ломберный столик, попросимте вашу жену и дочь и сыграемте в винт.
До полуночи играл в винт Свистонов и проигрывал.
Ему нравилось делать небольшое одолжение. Он видел, как раскраснелись щеки у госпожи Психачевой, читал ее мысли о том, что завтра к обеду можно будет купить бургонского, которое так любит ее муж; что обязательно надо будет пригласить к обеду и этого милого Андрея Николаевича, дружба которого так оживила ее мужа.