Варфоломеевские ночи
Шрифт:
Но его призыв был поддержан соратниками, следовательно, Ленин и Троцкий два сапога пара, был закреплен на вечные коммунистические времена так коварно прерванные Сталиным.
А Коба, стоял от всех поодаль и дергал усами по очереди, то левым, то правым, и ни разу не улыбнулся. Но бить в ладоши пришлось: идти против всех пока не решался. Что-то ему подсказывало: надо ждать, проявлять терпение. Придет время, и он в единственном числе сосредоточит вокруг себя миллионы. Достаточно будет поднять мизинец, и волна одобрения прокатится по всей огромной стране, как солнечные лучи.
А теперь, по древней традиции, сказал Бронштейн, надо 12 раз подбросить нашего пророка к потолку.
Ленина схватили, как мячик и стали посылать к потолку, да так высоко, что лысина гремела о потолок. На девятом броске Ленин пустил струю на головы своих, теперь уже не соратников, а рабов и каждый раб считал это омовением еврейского древнего бога, сочинившего Тору.
Именем мировой революции приказываю: хватит!
Ленина опустили в мягкое позолоченное кресло. Каждый член Политбюро понимал, что для него начинается новая жизнь.
Товарищи! что нам теперь делать? мы победили! Вы понимаете мы победили! Э, ни черта вы не понимаете. Буржуазия низложена, теперь ее надо чикчик. Дорогу пролетариату, гопникам дорогу. Дзержинский, ты возглавишь ВЧК. Какие будут предложения?
Сталин, что сидел в самом дальнем углу и был незаметным, громко произнес:
Моя думат так: тьепер нычего не надо дэлат, толко праздноват. Три дня. Можно вино, можно дэвочка, патаму шьто в такой состояний можно наломат дров. Пройдет три дня, ми всэ войдет в норма и на трезвый голова можно рэшат государственный дэла.
Варфоломеевская ночь прошла успешно. Это очень важно, сказал Бронштейн.
Ее надо продолжить, с радостью произнес Ленин, немного выкатив глаза. А когда он выкатывал глаза, все его соратники немедленно освобождали кабинет. Это был условный знак.
Троцкий брякнул невпопад, это возбудило Ильича и привело в неадекватное состояние.
Он сомневался в своих дальнейших шагах после захвата власти, а теперь эти сомнения подтвердились с новой силой. На Варфоломеевскую ночь всей страны он пока не решался, но теперь, когда Лейба подтвердил его мысль, сомнения улетучились. А новые планы заглядывали в лоно всемирной Варфоломеевской ночи...
После успешной отправки всех буржуев на тот свет... только в этом случае революция возможна во всемирном масштабе, а дальше все дальнейшие шаги высвечивались как его бородка в зеркале. Имущий класс должен быть полностью истреблен. Буржуи не захотят разоружаться, они могут только притаиться и ждать. Ждать удобного момента и, если этот момент наступит, возьмутся за оружие, чтоб нещадно сражаться за свои былые идеалы, привилегии и командные островки, откуда можно командовать неимущими, а точнее угнетать пролетариат.
Эта великая идея перекочевала от Троцкого и внедрилась в ум великого человека, мучила его, не давала покоя, и он впервые набрался мужества и ни с кем ею не делился. Даже с Троцким.
Но бдительное око Бронштейна,
Ильич, дорогой, что с тобой происходит? ты нас выставляешь из своего кабинета в тот момент, когда мы все пришли на тебя молиться. Ты - гений...всех угнетенных; но что прячется за твоим самодовольством и прищуром, поделись, будь добрый, спрашивал Лейба со слезами на глазах.
Ленин уставился на второго человека в государстве и стал сверлить его взглядом. Но Бронштейн, в ответ на эту загадочную милость тоже стал сверлить друга, не моргая глазами. Так продолжалось минут десять.
Ладно, сказал Ленин, сдаюсь. Только учти...
Все понял, никому ни слова, ответил друг.- Эй вы, хорьки, освободите кабинет гения, мы с ним останемся вдвоем и погутарим тет-а-тет.
Два гения остались вдвоем.
Варфоломеевскую ночь, которую ты затеял в Петрограде, надо распространить на всю Россию, на весь мир, иначе революция захлебнется в крови...в нашей крови. Но как это сделать, пока до конца не ясно. Что ты на это скажешь?
Я тоже об этом думал, Володя...Бланк, дорогой. Оказывается, мы одинаково мыслим. А как это сделать, у меня уже составлен план...После успешного проведения Варфоломеевской ночи в нашем городе, которую мы продолжим, я лишился покоя. Что дальше делать в масштабе страны? Какие первые шаги? Возможно, это продразверстка раз, ликвидация попов, монастырей, церквей, изъятие ценностей, высылка интеллигенции, привлечении комсостава царской армии, при отказе расстреливать не только отказника, но и всю его семью, и так без конца. Революция не знает жалости. Когда останется один пролетариат, мы им не оставим ни кусочка земли, а дадим винтовку в руки с кажем:
– На запад! пролетариат западных стран ждет тебя.
Сопротивляющихся надо травить газом и расстреливать из пулеметов и пушек. А пролетариат превратить в рабов. Могущество Римской империи построено на рабском труде. Рабы могут многое, но им нужен вождь. Таким вождем буду я.
Пролетариату нужен хлеб. Я сегодня черную икру ел без хлеба. Давай срочно...Гражданскую войну и невероятный напор на кулаков, интеллигенцию и прочую буржуазию.
Это был очень важный диалог двух титанов мысли, породивший реки крови.
Настала мертвая тишина: Троцкий ждал, что скажет, теперь уже признанный гений.
Но вождь молчал. Это значило, что он сомневается.
– Ильич, подумай. Меня не будет три дня, я буду руководить Варфоломеевскими ночами.
***
Ленин пребывал в эйфории еще положенных три дня. Он даже решился на клубничку.
Апфельбаум притащил ему графскую молоденькую девочку, которой предстояло плавать в Неве.
– Ну, ради мировой революции последний раз. Это графская дочь, непочатая. Мне ее доставили только вчера. Я ее спросил: хочешь жить? Она дрожащим голосом отвечает: хочу, а кто не хочет.