Вариант Юг
Шрифт:
– Даешь! Полундра!
Люди в черных бушлатах обрушились на людей в серых шинелях с погонами, и закипела кровавая рукопашная схватка. Тела мужчин сплелись в борьбе. Яростные крики повисли над улицей и офицеры не выдержали, начали отход. С помощью покалеченной и затянутой в черную кожаную перчатку левой руки, Ловчин к тому времени перезарядил «наган», снова пробился в первые ряды братишек и сделал несколько выстрелов вслед врагам. Еще один золотопогонник упал и Андрей выкрикнул:
– Братва! Не дадим сволочам уйти! За мной!
Ловчин бросился за убегающими, а моряки последовали
Однако татар и офицеров все равно было больше и, пока они находились в замешательстве, Андрей приказал отступить. Враг преследовал матросов по пятам, не отставал и гнал черноморцев до самого порта, где моряков прикрыли пулеметы красногвардейцев и орудия «Гаджибея», сделавшие десяток выстрелов по близлежащим улочкам. А затем, вслед за Ловчиным, под защиту эсминца и красногвардейских баррикад отошел и Андрющенко, тоже не сумевший закрепиться в городе.
На ночь все затихло. Офицеры и татарва засели в городе, а моряки закрепились в порту. Первый день боев закончился и Андрей Ловчин, чрезвычайно утомленный прошедшим днем, прилег на широкую доску за баррикадой. Тело его ныло, словно весь день он таскал мешки с углем, а глаза слипались. Однако множество беспокойных мыслей, как это часто с ним в последнее время случалось, не давали ему спокойно заснуть. Вопрос за вопросом долбился в черепную коробку и основной из них - как выбить царевых псов и самостийников из города. Сам Ловчин ответа не находил и, словно отвечая ему, прозвучал уверенный в себе и немного хрипловатый голос Андрющенко, который присел на бревно рядом:
– Из Севастополя к нам подмога идет, «Керчь» и авиатранспорт «Румыния». Перед рассветом будут здесь, и вот тогда мы контру прихлопнем.
– Скорей бы, - сонно пробурчал Андрей.
Андрющенко оказался прав. Под утро в порт вошел еще один эсминец, а потом появилась авиаматка с гидросамолетами. На берег хлынули матросы из десанта, отряд балаклавских греков и сборная ватага из уголовников. Вся эта масса людей, готовых убивать и рвать на части своих врагов, сосредоточилась на баррикадах, и после артиллерийского налета на город, по местам предположительного скопления противника, перешла в решительное наступление.
Часть Ялты удалось взять под контроль сходу. Но беляки дрались хорошо. Они цеплялись за каждое удобное для обороны место и моряки несли серьезные потери. Черноморцам не хватало сил для нового рывка, и из Севастополя прибыли очередные подкрепления, еще два эсминца с десантом.
Снова бои, атаки, штурмы и грозная матросская «полундра!», которая пересилила упрямство татар и золотопогонников. Старорежимники и самостийники не выдержали и пятнадцатого января, покинув Ялту, отступили в горы. Гнаться за контрреволюционерами никто не стал, только гидросамолеты проводили
Ловчин в репрессиях участия не принимал. От сырости ныла покалеченная левая ладонь и, распив вместе со своим верным порученцем Петренко бутылку крепленого вина на двоих, они отправились бродить по притихшему и затаившемуся приморскому городу.
Моряки дошли до окраины. Улицы были пустынны. По низу, над булыжником мостовой, стелилась гарь. Видимо, в районе Массандры что-то горело. В окошках домов было темно, и только два хорошо вооруженных матроса, прислушиваясь к отдаленным выстрелам в центре Ялты, шли мимо зимних садов и домов для отдыхающих, которые местные жители сдавали на сезон.
– Андрей, а куда мы идем?
– спросил Ловчина его товарищ.
– Черт его знает, - пожал плечами сигнальщик.
– Просто прогуляться охота. Если что, можешь к братве вернуться.
– Нет, я с тобой.
– Как знаешь.
На этих словах из близлежащего сада в них выстрелили. Вспышка огня, и над головами моряков проносится заряд дроби. Стрелок смазал, а Андрей выкрикнул:
– Шухер!
Ловчин и Петренко рывком ушли с линии огня, а затем Илья, недолго думая, сорвал с пояса ручную гранату и кинул ее туда, где находился враг.
Взрыв! Над головами летят осколки, и оба черноморца бросаются под дерево, где взорвалась граната. Здесь, истекая кровью и постанывая, со стареньким охотничьим дробовиком в руках лежал на спине и стонал небольшого роста человек.
– Подсвети, - сказал Ловчин.
Илья чиркнул длинной спичкой, и матросы разглядели перед собой паренька лет двенадцати в форме гимназиста.
– Ох, и дурачок, - глядя на раненого мальчишку, которому посекло ноги, сказал Петренко.
– Выкормыш дворянский, не иначе, - сплюнув на тело малолетки, добавил Ловчин.
В доме за садом послышался шум, и на крыльце появились два световых кружка. Кто-то приближался. Моряки приготовили оружие, спрятались за деревьями и затаились. Они были готовы к продолжению боя. Однако оказалось, что к ним, с керосиновыми фонарями в руках, спешили женщины. Две закутанные в белые шали дамочки, которые выглядели как дворянки, и две полноватые сорокалетние бабенки в сарафанах и жакетах, служанки или горничные. Женщины бросились к раненому пареньку, закудахтали над ним словно квочки над цыпленком и, прерывая их суетливые вскрики, из которых становилось понятно, что раненого они знают, появились моряки.
– Ваш щенок?
– выходя из-за дерева, строго спросил Ловчин.
Дамочки испуганно вскинулись, а служанки, наоборот, прижались к мальчишке.
– Да, это наш мальчик, - ответила одна из женщин в белой шали.
– Это мой сын, Ваня. Вы уж извините его, наверное, он вас за бандитов принял.
– Врешь ты все, паскуда! Он специально стрелял. Это даже дураку ясно. А я не простак и меня на мякине проведешь. Я вашу породу дворянскую сразу чую, и знаю, чего этот звереныш хотел.
Женщина помолчала и тихо произнесла: