Вариант Юг
Шрифт:
3. Командующий войсками Кубанского края с его начальником штаба отзывается в состав правительства для дальнейшего формирования постоянной Кубанской армии.
Подлинное подписали: генерал от инфантерии Корнилов, генерал Алексеев, генерал Деникин, войсковой атаман полковник Филимонов, генерал Эрдели, генерал-майор Романовский, генерал-майор Покровский, председатель кубанского правительства Быч, председатель Кубанской Законодательной Рады Н. Рябовол, товарищ председателя Законодательной Рады Султан Шахим-Гирей.
Вернув постановление Романовскому, на взгляды генералов, я ответил:
– Этот документ не является для меня основополагающим,
– Значит, - Корнилов прищурился, - слухи о том, что Новочеркасск устоял, все же верны?
– Так точно, господин генерал. Красная гвардия понесла серьезные потери, и мой полк был послан по следам вашей армии, дабы оказать помощь в борьбе с Юго-Восточной армией большевиков.
– Тогда подчиняйтесь моим приказам, войсковой старшина.
– Если они покажутся дельными и устроят меня, я подчинюсь вам, господин генерал. Однако устилать поля вокруг Екатеринодара телами идущих казаков я не намерен.
Я разговаривал крайне дерзко. Царские генералы не привыкли выслушивать подобное от какого-то там свежеиспеченного войскового старшины. Однако они смогли затушить в себе злобу и раздражение – понимали, что я им необходим. После чего Корнилов сказал:
– Что же, союзник тоже неплохо. Через полчаса состоится военный совет, и вы на него приглашены. Пока можете быть свободны.
Коротко кивнув, я покинул комнату, вышел на улицу и, с надеждой встретить знакомых, немного прогулялся по поселку. Где-то рядом лазарет и постоянно привозят раненых. Куда-то скачут посыльные. Кругом царит суета в смеси с неразберихой. Как человек военный я видел, что порядка в расположении добровольцев немного и был искренне удивлен тому обстоятельству, что они до сих пор не уничтожены. Видимо, велика их удача. Хотя, бессмысленное передвижение по зимним степям и размен одного офицера на трех большевиков, удачей назвать сложно. Кое-что я уже знал от конников Эрдели, с которыми добирался к Гнадау, и выводы о героическом «Ледовом походе», для себя сделал.
В армии, которая покидала Новочеркасск, было около трех тысяч бойцов. Сейчас, несмотря на постоянное пополнение офицерами, студентами и юнкерами, которые присоединялись к добровольцам в промежуточных населенных пунктах, в строю только две. Остальные остались в степных просторах. А каков итог всего похода? На мой взгляд, весьма плачевный, и за два с половиной месяца не достигнуто ничего. Казаки за ними как не шли, так и не идут, а красные на Кубани усилились.
Да чего говорить, если даже элементарная разведка не налажена, и командование не знает, что творится в соседних станицах. Про события на Дону или в совсем уж далекой Центральной России никто не вспоминает. В армейском штабе куча генштабистов и генералов, а продвижение по степи шло не по картам, а наобум и с проводниками. Черт! Если у нас такие генералы в Великую войну командовали, становится понятно, почему так бездарно были спланированы боевые фронтовые операции, в которых солдаты пачками в землю зарывались. Правильно в одной из газет
До военного совета оставалось совсем немного времени, я ходил и размышлял обо всем происходящем вокруг и, неожиданно для себя, на окраине поселка услыхал старую казацкую песню, которую в несколько голосов тянули три или четыре человека:
«Зажурылысь чорноморци, что нигдэ прожиты,
Найихала московщина, выганяе с хаты.
Ой, годи вам чорноморци, худобу плодыты.
Ой, час пора вам, чорноморци, йты на Кубань житы.
Идуть нашы чорноморци, та, й нэ оглядаються,
Оглянуться в ридный край – слизьмы умываются».
Печальную песню останавливает грубый окрик:
– Прекратить!
Я заинтересовался песней и окриком. Обошел аккуратный немецкий домик и в вечерних сумерках увидел следующую картину. Возле стены стояли шесть пожилых дядьков, вида самого казацкого. А напротив них десять молоденьких солдат и офицер-доброволец в шинели без погон.
– Что здесь происходит? – строго спросил я.
Офицер обернулся, кинул взгляд на мою серую походную черкеску без знаков различия, и неохотно ответил:
– Дозор поймал вооруженных казаков, которые от Екатеринодара шли. Наверное, красные разведку выслали или посыльных за помощью отправили. Генерал Деникин приказал их расстрелять.
Следующий вопрос я задал уже казакам:
– Это правда?
– Та ну, - ответил один из них, седоусый казачина в порванном бешмете.
– Мабилизованные мы, из Тенгинской станицы. С красными не схотели оставаться, и домой пошли, а тут нас патруль остановил. Мы сдались без боя, а нас расстреливать. Как же так, гаспадин ахвицер?
– Отставить расстрел! – приказал я добровольцам.
– У меня приказ, - возразил офицер, - и пока нет отмены, я продолжу его исполнение. Кроме того, я не знаю, кто вы.
– Я войсковой старшина Черноморец, который привел отряды казаков вам на помощь и в моих отрядах полтысячи земляков этих людей, - кивок на стоящих у стены дядьков. – Вы хотите, чтобы завтра они повернули своих коней и ударили на вас?
– Господа офицеры, в чем дело? – в этот момент появился генерал-майор Романовский.
Объяснив ему ситуацию, я сделал упор на тот факт, что добровольцы на казачьей земле гости, а потому не надо расстреливать казаков направо и налево, без суда и следствия. А он нахмурился, вновь подавил раздражение и отдал распоряжение приостановить расстрел.
Дело сделано, и я испытал глубокое удовлетворение. Спас земляков. День прожит не зря.
Вместе с Романовским мы покинули место несостоявшейся казни, и отправились в штаб. Снова маленькая комната, в которой собрались Корнилов, Алексеев, Деникин, Марков и донской генерал Африкан Богаевский. Романовский присел за стол, а я остался стоять в центре комнаты под неприязненными взглядами высокопоставленных чинов Добровольческой армии. Был бы я слабей духом, упал бы перед ними на колени и попросил простить меня за нежелание подчиниться Корнилову. А с другой стороны, если бы духом был слаб, то и люди за мной не пошли бы и не смог бы я к Екатеринодару пробиться.