Варламов
Шрифт:
объявить антракт.
Декораций, в сущности, нет. Ниспадая, уходят в глубину
сцены, суживаются кулисы — как бы продолжение великолепного
зрительного зала Александрийского театра с его красным барха¬
том и позолотой. А в центре сцены — большой гобелен, который
время от времени отдергивается, обнаруживая заключенную
в раму живописную картину, каждый раз новую. Они должны
обозначать место действия: то улицу в Сицилии, то чащу леса,
кладбище
с часами на красном фоне утренней зари...
Актеры будут двигаться в условной манере, в изысканном и
галантном придворном полутанце. Разговаривать в ролях, не
глядя друг на друга, а обращая слова к зрителям. И свет в зри¬
тельном зале не погаснет во время действия. Так, лишенный зага¬
дочной темноты, зрительный зал соответственно настроит актера,
который, «видя улыбку на устах зрителя, начнет любоваться
собой, как перед зеркалом». Это — стиль спектакля. Актеры не
то чтобы играют роли, а изображают, показывают актеров, иг¬
рающих роли в версальском придворном театре Короля-Солнца.
Дон Жуан будет покорять сердца не только сельских красавиц
Шарлотты и Матюрины, «но еще и обладательниц тех прекрасных
глаз, блеск которых актер заметит в зрительном зале, как ответ
на улыбку своей роли». Предусмотрено режиссером и это! (В ста¬
тье В. Э. Мейерхольда «К постановке «Дон Жуана» Мольера».)
Вступление Варламова в репетиции «Дон Жуана» началось
с веселого замечания о стилизации. Рассказывают, будто он ска¬
зал Мейерхольду:
— Ну, что? Говорят, стерилизовать будешь? Ну, давай, сте¬
рилизуй и меня!
И долго делал вид, что никак не может выговорить непростую
фамилию Мейерхольда, перевирал безбожно и для удобства на¬
зывал его Всеволодом Емельяновичем.
Потом начались серьезные стычки с режиссером. Варламов
не учил роль наизусть, ссылаясь на скверную память и многосло¬
вие Сганареля. Требовал подсказки суфлера. А это было невоз-
мояшо. Суфлерская будка вообще убрана долой, действие идет
на авансцене. Мейерхольд просил, уговаривал, настаивал на сво¬
ем: актер должен знать роль назубок. Даже жалобу написал на
Варламова в дирекцию.
«Узнать об этом мне пришлось много лет спустя, уже после
революции, при весьма неожиданных обстоятельствах, — расска¬
зывает в своих воспоминаниях Я. О. Малютин. — На каком-то
спектакле, сейчас уже не помню, на каком именно, мне по ходу
действия подали бумаги, которые мне надлежало «рассмотреть».
Я терпеливо, по старой актерской привычке, взглянул на подан¬
ный мне лист
Мейерхольда. Это было его заявление на имя В. А. Теляковского
с требованием заставить Варламова выучить роль Сганареля.
Оказывается, архив театра довольно легкомысленно использо¬
вался в наших спектаклях в качестве реквизита».
Мейерхольд ждал, что Варламов выучит роль, ждал до самой
генеральной репетиции. Но напрасно... Выход был предложен
художником спектакля А. Я. Головиным: по обеим сторонам про¬
сцениума установить декоративные ширмы, за которыми можно
посадить суфлеров, — Варламову все равно не обойтись без них...
Изобретательный Всеволод Эмильевич тут же подхватил это пред¬
ложение. Суфлеры, одетые в зеленые камзолы мольеровских вре¬
мен, в пудреных париках, с толстыми томами под мышкой, вый¬
дут на глазах у зрителей, усядутся в кресла за ширмами и нач¬
нут... играть роли суфлеров.
Так, даже слабость памяти Варламова пошла на пользу по¬
становочному замыслу режиссера, подсказала еще один весьма
занятный ход.
Варламов был счастлив и без конца благодарил Головина.
— А то этакую уймищу выучить... Уж не молоденький я!
На этом, однако, не кончились его разногласия с Мейерхоль¬
дом.
— Пускаться во французскую присядку? Не стану! Мой Сга-
нарель не дворянин, не какой-нибудь придворный кавалер, а
крестьянин, мужик... Нечестивого барина своего все норовит об¬
разумить. Других кровей человек. И играть надо его по-другому.
И выпевать роль отказывался наотрез. «Возникло опасение,
что он никак не сольется со стилем всего антуража и со всей
установкой спектакля», — пишет Ю. М. Юрьев, который испол¬
нял роль Дон Жуана.
«В сущности, я лично добивался обратного, как раз вразрез
с Варламовым. Я стремился, чтобы точно установленные движе¬
ния и весь мой тон речи тонко сочетался с фоном гобеленов, на
котором развертывалось само событие. Акварельными красками
или, лучше сказать, гравюрными штрихами я пытался рисовать
образ Дон Жуана. Старался достигать изящества, мягкости как
в движениях, так и в произношении отдельных монологов и в
ведении диалога. Быстрая, стремительная речь, почти без повы¬
шения тона. Все внимание было устремлено на смены темпа и
быстрое, смелое переключение с одного ритма на другой...
Ясно, что такая моя установка шла вразрез с варламовской,
и я недоумевал: как же быть? Как слить воедино, как спеться