Варнаки, или сказ о сибирских разбойниках
Шрифт:
Далёкая сибирская деревушка Малая Уря, это забытое Богом место, стояла в стороне от большого Московско-Сибирского тракта. Как говорится, подальше от царя да от начальства.
Когда-то опальные казаки с Дона, повздорив с атаманом, облюбовали это место. Позже здесь стали селиться "странные люди" – так называли пришлых. Никто не спрашивал, что привело их сюда, откуда они. И только породнившись, и то не всегда, узнавали историю того
Со временем деревня разрослась, появились справные пятистенки. Стали выделяться своим хозяйством и достатком некоторые семьи. Но какой-то бунтарский дух ходил по деревне, не давая мужикам жить и работать на земле спокойно. Если пьянка – то с драками, да такая, что вся деревня сходилась стенка на стенку, ведь тут все были знакомые или сродственники. А после, с побитыми мордами да сломанными рёбрами, долго пили мировую да лобызались по пьяни. Но если, не дай Бог, беда у кого приключится – сойдутся всем миром и помогут.
Уютно разместилась деревня на берегах шустрой речки Урьки. Не широка речушка – сажень десять от берега до берега, а как разольётся по весне – так будто и впрямь река! Две улицы тянулись по обоим её берегам. С одной стороны деревня прижималась к косогорам, покрытым берёзовыми перелесками, а с другой – уходила в степь, в разнотравье. Обе улицы имели застройки добротные, всё больше пятистенки да крестовые дома из толстых лиственничных брёвен. А наличники да узоры на воротах – это уж у кого краше! Каждый хозяин с любовью вырезал да выпиливал, порой и мастеров нанимали, но чаще справлялись сами. Как говорили старые люди, коли с любовью да душой сделано, так и житься будет хорошо да любо.
На краю улицы, что ближе к косогору, почти у самой околицы стояла небольшая изба без лишних украс, но ладно когда-то поставленная, аккуратно и с любовью. Время пощадило её, и она весело смотрела своими окнами вдоль улицы. А жил в этой избе старый дед Иван. Колдуном местным считался. Травы разные знал, людей лечить брался. Но нраву был весёлого да и выпить не дурак. Так что если и не получилось чего, отболтается – обиду никто не таил. И не боялся его никто. А что колдуном звали, так то, больше в шутку, да в память о его жене – покойнице. Вот та точно колдовкой была. И порчу могла напустить, и падёж на скот. Ну и лечила, конечно. А красавица была писаная. Любил её Иван пуще света белого. И по травы с ней ходил, и в лечении помогал – так и научился кое-чему. Да померла колдовка, молодой совсем померла.
В грозу дело было. Кругом всё грохотало, сверкало, дождь лил как из ведра. А она в одной нательной рубахе, с распущенными волосами выскочила во двор, да давай смеяться и по двору бегать. А потом упала и затихла. Иван бросился к ней, а она не дышит. Глазами неподвижными в небо смотрит и улыбка на губах…. Взялся он её трясти, к себе прижимать, целовать – всё без толку. И взвыл Иван нечеловеческим голосом…
Давно это было. Долго горевал, пил Иван. Да верно люди говорят – время лечит. Постепенно
Дед Иван стоял на крыльце. Солнце садилось за крышу соседнего дома. Холодный осенний ветер лениво, но настойчиво лез под душегрейку.
– Идри твою корень! – незлобно выругался старик.
Он сегодня был трезв. Да и то, проснулся среди ночи от какого-то предчувствия. И вот целый день шатается из угла в угол, места себе не находит. Заняться ничем не может, руки не слушаются. Он сел на крыльцо, закурил самокрутку. Старый пёс подошёл, ткнул теплой мордой в колени.
– Что, старый, жив ещё? – Иван потрепал пса.
Тот благодарно лизнул хозяину руку.
– Ну-ну! Без нежностей! – отпихнул собаку старик. – Вот, псина, какие дела. Живём мы с тобой, как два старых пня, никому не нужны. Ни себе, ни людям. Вот была бы жива моя Машенька, так и счастье было бы живо. Может детки бы народились. Весело было бы. Эх! – и на глазах Ивана появились слёзы…
Вдруг пёс навострил уши и поплёлся к калитке. Оглянулся на хозяина, несколько раз гавкнул и завилял хвостом.
– Совсем рехнулся, старый. Ну, кто там может быть?
Но пёс стоял у калитки и незлобно лаял.
– Эх, зараза, нет тебе покоя, да и мне не даёшь, – Иван, кряхтя, поковылял к воротам.
Калитка со скрипом отворилась.
– Свят, свят! – закрестился Иван, отступая во двор. Ноги стали, как ватные. – Мария! Машенька! – прошептал он, оседая в грязь.
– Здравствуйте! – и девушка смело шагнула во двор. – Что с вами, дядя Иван?
Тот очумело смотрел на девушку, мотал головой, но ничего сказать не мог.
– Я не Мария! Я ваша племянница, Нина. Моя мама была родной сестрой вашей жене, – девушка пыталась поднять старика. – Пойдёмте в дом, я вам всё расскажу.
Долго не мог прийти в себя Иван. Но постепенно из рассказа девушки стал немного понимать, что происходит. Её сходство с женой было очень сильное. Ведь он помнил свою Марию совсем молодой, и будто не было прожитых в одиночестве лет. Он силился понять, о чём говорит Нина, но в голове была одна мысль «Мария! Мария!»
А когда страсти улеглись, Иван спохватился:
– Чего же это я так сродственницу встречаю?! – и засуетился по дому.
Когда закипел самовар, гостья вышла из комнаты переодетая и немного отдохнувшая. Иван поставил на стол нехитрую снедь.
– Чем богаты, – смутился он.
– Не беспокойтесь. Я не голодна. Вот только устала очень, – Нина разлила себе и Ивану чай.
– Надолго ли к нам? – сдавлено спросил он.
– Навсегда! Если, конечно, вы не против.
– Что ты, что ты! Вот радость-то какая! Да живи, сколь хошь! Места хватит. Вот только провиант у меня скудный.