Варшавка
Шрифт:
— Товарищ старший лейтенант! Зайдите к Колпакову. Я был у них… видел. А? Товарищ старший лейтенант?
Голос у Кости срывался, смуглое лицо потемнело — кровь прилила к щекам. Басин посмотрел на него с интересом и поначалу даже недовольно, потом пожал плечами.
— Не знаю… может быть, и зайду.
— Ой, как бы здорово было! Так я сейчас передачку организую. Можно, товарищ старший лейтенант?
Он был настолько простосердечен, что Басин не мог отказать — сам лежал в госпиталях и понимал Жилина.
— Ну что ж… Давай.
Костя ринулся к командиру хозвзвода, вымолил
— Разлагаешь своих подчиненных. Ведь не положено…
— Пусть уж лучше тут будет не положено… А там… Там пусть положат. Я видел… Знаю…
Пусть хоть по маленькой.
Басин припомнил свое лежание в госпиталях, глаза у него сузились, лицо посуровело.
— Ладно. Попробую. — Он сердито посмотрел на Жилина. — Балую я тебя, газосварщик.
Ох, балую.
Он развязал свой вещмешок и небрежно бросил туда сверток с гостинцем и фляжку.
Легли спать пораньше. Ребята быстро захрапели, а Костя опять думал о Марии, о том, что не так они простились, как следовало. Он ясно представил ее милое округлое лицо с чуть вздернутым носом, серьезные серые глаза н яркий полный рот. представил ее статную темную фигуру на фоне белых сугробов и стылого и потому сероватого белья и вдруг вспомнил то, что его подспудно волновало каждый раз, когда он вспоминал о Марии.
Белье! Белье, которое она бросила на слабо поблескивающий снег, когда пошла ему навстречу! Это стылое сероватое белье начисто сливалось с сугробами, потому что поблескивало точно так же, как и снег. Вот в чем дело: белье было в льдинках-блестках. А их маскировочные халаты, их каски — гладкие. Они не блестят, на них нет снежинокблесток. Потому и фриц попался — он казался неживым, чуждым на искрящемся, розовосвежем снегу. Костя разбудил Жалсанова и спросил:
— Ты как фрица заметил?
— Хорошо, понимаешь, виден был. Сам удивился — снег молодой, все белое, он тоже белый, а — видно.
— Все правильно. Все… Ладненько. Спи, с утра проведешь опыт.
Джунус заснул сразу, а Костя еще долго ворочался — думал.
Глава десятая
Проснулся Жилин все равно раньше всех и побежал к комбату. Басин только что вернулся с обязательной предутренней проверки передовой.
А-а, знаменитость, — сказал он весело я протянул руку.
Костя шагнул навстречу протянутой руке, настороженно поглядывая на Басина. Он был в новом светлом свитере, воротник которого выпустил на гимнастерку.
И тут Костя увидел алый прямоугольник — «шпалу». "Шпала" торчала непривычно, в окружении пятен от вынутых квадратов. Выходило, что старшему лейтенанту присвоили новое звание — он стал капитаном.
Глаза у Кости вспыхнули — он всегда умел радоваться чужим радостям, — и он подумал: вот и догнал Басин покойного Лысова. Наверное,
— Это еще с курсов… за мной идет… Вот и пришло. — Он засмеялся. — А приятно!
Костя тоже засмеялся, кивнул и подумал: капитан помнит неточности статьи и подчеркивает, что не она повлияла на его повышение. Да так оно и есть, должно быть, миролюбиво решил Жилин и опять улыбнулся, разделяя радость комбата.
— Так вот, Жилин, снайперку, пока одну, нам дадут. Бинокль тоже пока один я для тебя выклянчил. У Колпакова был, ему много легче. Передачу отдал. — Комбат усмехнулся. — Там, говорят, за ним ухаживает одна. Так что все в порядке. А вот насчет водки…
Если бы Басин сказал, что водку он выпил с другими, поздравлявшими его с новым званием, Жилин не только бы не обиделся, а скорее пожалел бы, что передал не совсем полную фляжку. За такое дело сам бог велел опрокинуть, и не по единой. Но Басин сказал иное:
— А насчет водки все получилось не так. Оказывается, в медсанбате задержали всех раненых из нашего батальона. Ну и сам понимаешь — не могу же я у одного побывать, а к другим не зайти. Вот так и разошлось. Извиняешь?
Жилин не то что извинял. Он радовался. Радовался, что ему повезло на настоящего командира, — ведь капитан Басин по всем самым жестким довоенным приметам настоящий кадровый командир: умный, строгий, подтянутый и дело и людей знающий и любящий. Но есть в нем еще и нечто от той удивительной гражданки, на которой многое не так, как в армии (Жилин по молодости не знал армии тридцатых годов, когда жилось именно так, как ему теперь нравилось).
В той гражданке начальник цеха, не говоря уж о мастере, мог и потребовать и поручиться, но — на работе. А как только вышли за ворота цеха — там извините. Там иные обычаи и понятия. Там ты можешь десять раз быть начальником, а в товарищи тебя не возьмут. Но если ты человек, то и в цеху тебе и уважение и прощение твоих промашек — у кого их не бывает, и за цехом ты человек свой, хоть в трамвае, хоть в застолье. Вот таким казался Басин Косте Жилину. И он радовался этому.
И комбату нравился Жилин — насмешливый, независимый, ловкий и, кажется, бесстрашный. Расчетливо бесстрашный.
"Настоящий рабочий парень, мастеровщина. Не знает — выучится, не умеет — придумает. Даже на вид и то приятный".
— Ну вот, товарищ сержант, я тебе все и доложил. А ты мне что доложишь?
Костя рассказал о своих наблюдениях, и комбат посерьезнел.
— А что ты думаешь… вполне вероятно. — Прикинул что-то свое и решил:
— На охоту не выходить, опробуем маскировку вместе.
Когда Жилин ушел, Басин прилег и стал вспоминать вчерашний приятный день: поздравления, беседы с командиром полка, в отделе кадров дивизии и медсанбат. Правда, случилась и некоторая непредвиденная неувязка. Прощаясь с командиром медсанбата и его замполитом, он встретился с молодой и, кажется, красивой женщиной, которая приходила к Колпакову. Поглядывая на него весело и, пожалуй, кокетливо, женщина эта попросила Басина взять ее на передовую.