Варторн: Уничтожение
Шрифт:
Больше о Рассеченном Круге они не говорили. Аквинт сообщил, что планирует остаться в Каллахе, и пригласил их как-нибудь выпить вечерком. На том и распрощались.
После этого Брик и Квентис разыскали Радстак. Левая рука ее лежала на перевязи, но если рана и беспокоила девушку, то виду она не подавала.
– Део погиб, – сообщила она своим обычным ровным голосом. Похоже, появление гостей ее не слишком обрадовало. – Он сражался достойно и умер с открытыми
– А потом? – спросил Брик.
Девушка посмотрела па нею своими светлыми, лишенными цвета глазами.
– Пойду дальше на юг… буду пробираться на родину. Надоел мне до смерти ваш Перешеек.
В ее словах неожиданно промелькнул какой-то намек на чувства – возможно, даже на глубокую печаль. Они ушли, оставив се в пустой комнате.
Наконец-то в Каллах начали поступать новости – естественным путем, без помощи Дальнеречи. На дорогах Перешейка снова возобновилось движение, запрещенное при Фельке. Их заполонили путешественники, торговцы и возвращавшиеся домой солдаты. С войной было покончено… Так же, как и с самим Фельком. Действия его армии стало невозможным без магии. По слухам, войска Империи встретились с объединенными силами Южного Перешейка, и те разбили фелькцев в пух и прах. Это сражение вошло в историю под названием битвы на Пегвитских равнинах.
Премьер Петграда, собравший под своим началом многотысячную армию, погиб в бою – так же, как и генерал Вайзель. Достоверных сведений о судьбе правителя Фелька, лорда Матокина, не было – но поговаривали, что он больше не правит в этом северном городе.
Все это Брик и Квентис узнали вместе с остальными жителями Каллаха и вместе со всеми отпраздновали окончание войны.
Брик с удивлением обнаружил, что его вполне устраивает жизнь с Квентис в ее старом доме. Они занимались любовью ночью и неплохо ладили днем. У них установился и физический, и эмоциональный контакт. Они потихоньку изучали друг друга – характеры, предпочтения, привычки – и с каждым днем все больше укрепляли свои отношения. После того, как новое правительство более или менее преодолело кризис, и жить стало полегче. Брик обнаружил, что не имеет ни малейшего желания покидать город. Ему некуда было возвращаться, У'дельфа больше не существовало. К тому же за это время он успел привыкнуть и полюбить Каллах. Его жители поднялись против иноземных угнетателей, они доказали свой характер.
Люди не узнавали в нем бывшего лидера Рассеченного Круга. Это и неудивительно: ведь мало кто знал Брика в лицо, а немногие оставшиеся в живых
Как-то постепенно утвердилось мнение – и в это верили даже наименее религиозные горожане, – что война окончилась благодаря вмешательству богов. Доказательством тому – таинственная смерть фелькских магов. Народ усматривал в этом свидетельство того, что боги восстали против Фелька.
– Мне бы хотелось спросить тебя кое о чем, – как-то раз сказала Квентис, когда они были дома одни. Ее старая тележка с прилавком потерялась во время беспорядков, но Квентис приобрела новую. Они с Бриком по очереди выезжали в город и торговали нехитрыми товарами. Покупателей хватало. Каллах потихоньку оживал: в него возвращались мужчины и женщины, в свое время насильственно призванные в фелькскую армию.
Брик сидел в передней комнате, уютно освещаемой последними лучами заходящего солнца. Он размышлял о предстоящем ремонте в доме, о том, что неплохо бы по весне посадить перед крыльцом фруктовое дерево.
– И что же тебя интересует? – Он вскинул глаза на Квентис. Брик уже достаточно хорошо изучил интонации в се голосе, чтобы понять: у нее на уме что-то серьезное.
Квентис на мгновение задумалась, плотно сжав губы. Взгляд янтарных глаз – прямой и искренний.
– Скажи, как тебя зовут? – спросила она наконец.
От удивления Брик лишился дара речи. Он так долго был Менестрелем, что уже и сам привык к этому имени. И тем не менее, как же он мог за прошедшую луну не сообщить женщине своего настоящего имени? Эта мысль насмешила его, разбудив в душе дремавшее чувство юмора, которое раньше так часто скрашивало его жизнь.
Глядя на серьезную Квентис, он удержался от улыбки.
– Меня зовут Брик.
– Брик? – задумчиво повторила женщина, привыкая к имени, как бы пробуя его на вкус.
– Да. Брик из У'дельфа.
В ее глазах появилось новое выражение, они вспыхнули радостью и интересом.
– А ты, часом, не драматург? «Обманутый лунным светом», «Радость от ничего»? Не тот Брик из У'дельфа?
– Ну… да, это я.
Брик почувствовал легкое смущение, которому трудно было найти объяснение.
Квентис еще несколько секунд разглядывала его, затем сказала:
– Я всегда восхищалась твоими пьесами.
И вот теперь он с легкой душой улыбнулся ей… с легкой душой и давно позабытой теплотой.