Варварские нашествия на Западную Европу. Вторая волна

Мюссе Люсьен

Возможные соображения по поводу религиозной жизни на заре эры викингов зависят от того, какое избрать решение для одной необычайно сложной проблемы: в какой мере по поводу этого периода можно полагаться на тексты Эдды? Поэтическая Эдда(название Эдда, в собственном смысле, принадлежит одному прозаическому тексту, руководству по мифологии, составленному в Исландии около 1215 г. Снорри Стурлусоном42 и находившемуся в употреблении у скальдов; в широком смысле оно было применено к поэтическому сборнику, постоянным комментарием к которому, в некотором роде, и является вышеупомянутое руководство) представляет собой собрание мифологических и эпических поэм, переложенных в Исландии около 1270 г. и сохранившихся в единственной рукописи, «Королевском кодексе» (Codex regius), в Копенгагене. Лингвистическая и метрическая форма этих текстов показывает, что значительное их число было составлено в одни и те же времена, гораздо более древние, а затем передавалось из уст в уста в норвежской и исландской традициях. Но действительно ли их можно отнести к VIII веку? Может быть, это верно для меньшинства поэм; другие же, из числа наиболее важных, напротив, были составлены или по крайней мере видоизменены в эпоху викингов под влиянием контактов с кельтской средой и христианством. Следовательно, мудрее всего полагаться на факты, которые позволяют с уверенностью

датировать археология и ономастика.

Долгое затишье VII в. предвещало взрыв. Продолжительный мир позволил восстановить человеческие ресурсы в некоторых районах, особенно в Норвегии. Торговые контакты подтолкнули скандинавов к развитию парусной навигации, которая во времена англосаксонской миграции, по-видимому, еще не была известна, и Запад сразу осознал ее ценность. Но самое главное — это проявление духа искательства и инициативы во всех сферах, идет ли речь о строительстве кораблей (обшивка со стыком внакрой, введение киля, использование рулевого весла), о навигационной астрономии или даже рунической письменности, которая пережила обновление и радикальную трансформацию. По-видимому, можно обнаружить и тенденцию к усилению религиозной самобытности Скандинавии, даже принятию ею агрессивной формы. Итак, около VIII в. статичная фаза сменилась динамичной: это и есть начало эры викингов.

Вопреки всяческим невероятным теориям, слово викинг, засвидетельствованное смежными формами в скандинавских языках, фризском и староанглийском, по-видимому, происходит от основы вик, «залив». Семантически возможно следующее объяснение: человек, живший на заливе, становился пиратом; во всяком случае, таков обычный смысл этого слова в Скандинавии, часто с уничижительным оттенком. Современные историки несколько вольно применяют его ко всем скандинавам, участвовавшим в далеких военных походах, но он не особенно подходит к государственным или колонизаторским операциям. В связи с восточными походами, скорее, сухопутными или речными, нежели морскими, следует предпочесть термин варяги (древнесканд. vaeringi, откуда русск. варяг), который этимологически означает торговцев, но быстро стал применяться к воинам — искателям приключений.

В течение VIII и IX вв. скандинавский динамизм проявлялся в очень разнообразных формах. С одной стороны, он был земледельческим и пастушеским, ненасытным в отношении представляющих ценность земель, которые можно было отыскать в самой Скандинавии или далеко за морями. Чаще всего он был агрессивным и индивидуалистическим, повсюду применялось насилие, из любви к наживе, но также и из любви к искусству, к преодолению трудностей и славным подвигам. Иногда, особенно позднее, он выливался в военные действия с политическими целями упреждения, наказания или завоевания, которые велись регулярными армиями на средства государя. Иногда, но менее часто, чем об этом говорят, он превращал скандинавов в купцов и искателей новых рынков. Это многообразие затрудняет всякое обобщение, сводит на нет всякую классификацию, делает иллюзорными всякие поиски универсальных причин, приложимых ко всем аспектам этого движения.

Другая трудность связана с неравноценностью источников. До 980 или 990 г. имеющиеся у нас документы исходят почти исключительно от жертв, впрочем, осведомленных тем хуже, что одной из важных составляющих тактики викингов всегда была внезапность.

Западные хроники предлагают точные временные рамки, но их мозаичность затуманивает общую картину.

Около XI в. к ним присоединяются кое-какие скандинавские свидетельства: рунические надписи, главным образом шведские, которые в лаконичных выражениях повествуют об отдельных авантюрах, и поэмы скальдов, сохранявшиеся в устной традиции, невразумительность которых зачастую приводит нас в замешательство. Позднее, в конце XII в., и в основном в XIII в., появляются достойные восхищения сказания в прозе, саги, ясные, прямые и убедительные, но слишком поздние, чтобы предложить нечто большее, чем литературное прочтение исторических событий (добавим и еще одну сложность: эти надписи принадлежат, главным образом, шведскому обществу, а поэмы скальдов и саги — норвежскому. Дания, столь энергичная, оказывается гораздо более обделенной в отношении источников; ее латинская литература берет начало слишком поздно, чтобы многое поведать о традициях, современных эре викингов; уже Свен Аггесен, около 1185 г. написавший свою Краткую историю королей Дании (79), переполнил ее фантастическими баснями по поводу правления Кнута Великого: он, оказывается, завоевал Германию и Италию, посетил Тур и Руан!). Придать некоторую связность этим разношерстным источникам можно только систематически обращаясь к археологии — очень совершенной в Скандинавии и еще более бесподобной в ее заморских угодьях — и к ономастическим наукам. Не следует недооценивать роль гипотезы, когда она дополняет картину, которую предстоит нарисовать.

В конце VII в. или, скорее, в начале VIII в. скандинавский мир впервые проявил экспансионистские тенденции в двух противоположных направлениях. Шведы стремились основать торговые фактории на восточном берегу Балтики (самая древняя и наиболее важная из них — Гробина около Лиепаи в Латвии; в IX в. известны другие, в Литве и восточной Пруссии. Особое место занимали там готландцы), в то время как норвежские крестьяне незаметно приступили к колонизации архипелагов к северу от Шотландии; об этом нам известно только благодаря археологии. Безусловно, передовые отряды уже устремлялись вперед, но только в самом конце VIII в. произошло, в весьма резкой форме, знакомство скандинавов с народами, умеющими записывать свою историю. Между 786 и 796 гг. нападению с северо-востока (Линдисфарн) и юго-востока (Дорчестер) подверглась Англия; в 795 г. за ней последовала Ирландия, а после 799 г. настал черед Вандейского побережья Галлии: все эти экспедиции, по-видимому, были норвежскими. Несколько лет спустя в Шлезвиге датчане начали военные действия против франков, только что завоевавших Саксонию; завязавшись на суше, они около 810 г. распространились и на море: так началось второе наступление. Наконец, около 839 г., шведам мало-помалу удалось проникнуть вглубь русской территории и появиться на горизонте Византии. Это было время неслыханного разгула, который не обошел почти ни одной части Европы и даже западной Азии. Эта первая волна движения викингов продолжалась приблизительно до 930 года.

Первая волна и образование государств

У каждого скандинавского народа были свои излюбленные направления и формы экспансии, которые, впрочем, никогда не были исключительными. Норвежцы, действуя небольшими группами, занялись деятельностью двух родов: простым и откровенным грабежом, который преобладал в южной части сектора их появления, и поисками земель для заселения, пригодных для земледельческо-животноводческой жизни, наподобие той, которую они вели у себя дома. Их основной маршрут начинался в районе Бергена и поворачивал прямо на запад, в сторону Шетландских о-вов; там он разветвлялся: второстепенная линия достигала восточного побережья Шотландии и Англии, в то время как основная, через Оркнейские и Гебридские острова, направлялась к водам Ирландии, а оттуда, уже более устойчивая, к западной

Галлии, Испании и даже Гибралтару. В IX в. определилась новая путевая магистраль — на северо-запад — начинавшаяся от Шетландских и доходившая до Фарерских о-вов, а впоследствии Исландии, и, наконец, в начале X в. достигшая Гренландии и Америки. Датчане, гораздо более организованные и часто возглавляемые принцем из королевского рода, также искали наживы, но в более внушительных масштабах, и земель, но, скорее, в виде крупных уступок, а не отдельных поселений. В своих владениях на Западе они чаще всего выступали в качестве сеньоров, а не крестьян. Их военные акции, достаточно методичные, часто преследовали политическую цель. Их грандиозный маршрут начинался с перешейка Шлезвига или Лимфьорда, шел вдоль южных берегов Северного моря, затем разветвлялся, ведя либо к восточной Англии, либо к Ла-Маншу и атлантическому побережью Галлии. Можно заметить, что по большей части он в точности повторяет путь фризских купцов; по их примеру датчане охотно поднимались вверх по рекам, докуда способны были их доставить корабли с небольшой осадкой; затем, когда в пределах досягаемости оказывалась заманчивая добыча, они превращались в пехотинцев или всадников.

Варяги-шведы, по-видимому, почти не интересовались пахотными землями; их привлекало серебро, и они стремились его добыть либо посредством торговли, либо завербовавшись в наемники, либо попросту грабежом. Но этот последний способ пользовался у них меньшим признанием, чем у датчан. С того момента, когда они высаживаются на восточных берегах Балтийского моря и Вислы у Финского залива, их более всего привлекает торговля; затем они продвигаются вглубь страны, следуя вдоль рек и переходя от одной к другой волоком. Их первые пути пролегают через север и восток: от Двины и Волхова они достигают бассейна Волги, который исследуют до Каспийского моря включительно; затем, в середине IX в., их предпочтение завоевывают западные маршруты от Волхова, Двины и Вислы до Днепра и Черного моря; не позднее 860 г. они добираются до Босфора. В большей степени, чем у норвежцев, и так же, как у датчан, у варягов проявляется призвание к командованию и управлению: именно в этом качестве они навязывают свое присутствие русскому обществу и образуют военные поселения в его главных городах. Запад в основном подвергся ужасному испытанию. Обладая трезвым пониманием психологических механизмов, викинги стремились запугать его население проявлениями зверской жестокости, обезоруживавшей всякое сопротивление, наподобие изуверской казни «кровавого орла», примененной в 867 г. к королю Нортумбрии Элле. Даже когда их жертвам удавалось сохранить боевой дух, их тактика была катастрофически устарелой перед лицом угрозы с моря. Только три правителя смогли предложить план, способный организовать оборону от скандинавов. В Галлии Карл Великий попытался сформировать флотилию для защиты побережья, затем Карл Лысый45 возымел желание преградить реки укрепленными мостами; однако знать не поняла их усилий и оставила эти задачи, хотя и осуществимые, без внимания. В Англии, после полного бедствий периода длиной в поколение, Альфреду Великому, несмотря на ограниченность в средствах, удалось замечательным образом избавиться от опасности: ценой уступки в 878 г. северо-восточной половины острова (она станет Денло, «Областью датского права») датчанину Гутруму, он укрепил плацдарм англов на юго-западе, где расцвела своеобразная и динамичная цивилизация; в X в. он станет стартовой площадкой для отвоевания захваченных датчанами территорий. Во всех остальных случаях, после трех или четырех нападений, в ходе которых христиане могли на опыте убедиться в своей слабости, они предавались малодушию, которое оставляло их только тогда, когда враг предпринимал что-либо чересчур жестокое или святотатственное. Их основной целью было добиться отсрочки: они откупались, а после подвергались разгрому. Из этого горького испытания Запад вышел исковерканным, разобщенным, неуправляемым.

Альфред (871–899) — это единственный государственный деятель, достойный этого имени, который начал борьбу против викингов. Понимая, что сопротивление потребует одновременно военных и интеллектуальных мер, он предпринял строительство огромного флота, способного противостоять датчанам в открытом море, преобразовал систему пешего ополчения, усилил местную оборону сетью укрепленных пунктов (бургов), которые остановили продвижение скандинавов в Мидланде; одновременно, с помощью целого штаба из духовенства, он обновил английскую письменность и постарался создать светскую культуру. В этих достижениях Англия обрела новую силу: первая половина X в., столь плачевная на континенте, здесь стала эрой возрождения, символом которого явилось имя св. Дунстана46. Оно не только продемонстрировало последовательность в усилиях, полностью отсутствовавшую у Каролингов (флот, созданный в 896 г., без перерыва существовал до 1066 г.), но также смогло дать новые решения: от Эдуарда Старшего до Этельреда II47 Англия представляла собой двухнациональную монархию, объединявшую под одним правительством юго-запад, который оставался чисто английским, и северо-восток, всегда датский до мозга костей, несмотря на свое освобождение. Тем не менее Англия была гораздо более уязвимой, чем империя Каролингов: протяженность ее берегов, повсюду очень легкодоступных для нападения, не оставляла возможности ни для постоянного наблюдения за морем, ни для быстрого сосредоточения сил с целью воспрепятствовать высадке врагов. На континенте только Германии удавалось с грехом пополам противостоять викингам, благодаря тому, что там королевская власть встречала большее повиновение у подданных. Даже причиняя значительный ущерб портам, особенно Гамбургу в 845 г., вглубь страны датчане почти не проникали (Германия располагала еще и другим козырем: возможностью нанести ответный удар по самой Дании).

Свободу действий, которой пользовались норманны в Галлии, хорошо иллюстрирует крупномасштабная агрессия 856–862 годов. Около 15 августа 856 г. датский флот вошел в Сену, разграбил Руан и разбил укрепленный лагерь на острове Жефосс вблизи Манта. Уже оттуда, в январе 857 г., они двинулись в сторону Парижа и сожгли его, ограбив также аббатство Сен-Дени; в июне они напали на Шартр, а чуть позже убили епископа Байе. В июле 858 г. Карл Лысый запер грабителей на их острове, но по прошествии трех месяцев ему пришлось отступить, чтобы отразить атаку своего собственного брата Людовика. В свою очередь, сопротивление попытался организовать своеобразный «народный фронт», но потерпел неудачу48. В 859 г. датчане разграбили Нуайон и убили его епископа, а затем повторили то же самое в Бове. В 860 г. Карл за 3000 ливров подрядил норманнов с р. Соммы против их соотечественников на Сене, но за отсутствием денег ничего не добился. В 861 г. шайка с Соммы, которая тем временем действовала в Англии, вернулась и, на более выгодных условиях — 5000 ливров плюс зерно, — осадила остров Жефосс; еще одна кругленькая сумма, в 6000 ливров, убедила осажденных викингов пообещать уйти, однако еще целую зиму пришлось терпеть их присутствие на берегах Сены до самого Мелёна. Весной 862 г. норманны не выказали никакого стремления выполнить свое обещание и даже поднялись по Марне до Мо. Тогда, восстановив мост в Трильбарду, Карл поймал их в ловушку, но, будучи не в силах уничтожить противников, условился с ними об их отходе в сторону Бретани. В течение этих шести лет в стране франков действовали и многие другие отряды: на Рейне, Сомме, Луаре, Гаронне и даже Роне.