Варя
Шрифт:
Снова была белая ночь, и окна верхних этажей, отражавших зарю, сияли золотом. За углом мы повстречали отряд, идущий на фронт, — человек двести. Улица была налита сумраком, как влагой, и фигуры бойцов сливались. Они пели старую революционную песню:
Смело, товарищи, в ногу, Духом окрепнем в борьбе, В царство свободы дорогу Грудью проложим себе.Среди
Колонна скрылась за мостом, и вдруг мы заметили бегущего навстречу человека. Он, видимо, отстал от отряда и теперь догонял его. Это был немолодой, усатый мужчина в кожаной куртке, с винтовкой за плечами. Ничего общего не было между этим человеком и Левой Кравецом, кроме кожаной куртки. Но Варя вспомнила Леву Кравеца.
— Он, может, совсем не оттого не приходит, что тебя испугался, — сказала она мне.
— Ну вот! А отчего же?
— Ушел на фронт.
— Кто? Он? — спросил я презрительно.
— Надо узнать, — сказала она.
Я не придал ее словам никакого значения. А на другой день, в субботу, она впервые не пришла на службу.
Я долго ждал ее, думая, что она опоздала. Расставлял наугад книги по полкам, читал. Потом начал тревожиться. Я сам не знал, чего опасаюсь, но день был тревожный: орудийная пальба была слышнее, чем накануне, и при каждом выстреле окна библиотеки мягко вздрагивали. Несколько раз я бегал к подъезду Дома просвещения и ждал там на мраморной лестнице. То тут, то здесь я натыкался на Марию Васильевну, бесшумно ступавшую по паркету войлочными туфлями. Узкие губы ее были сжаты, и лицо, как всегда, словно заперто на замок. Но при каждом выстреле в глубине ее потухших глаз вспыхивали тусклые огни.
Варя так и не пришла, а следующий день был неслужебный, и я сидел дома. Мама стирала на кухне пеленки, а я тут же под ее руководством гладил белье, принесенное с чердака. К стыду своему, должен признать, что делал я это с величайшей неохотой и только о том и думал, под каким бы предлогом сбежать. Мама чувствовала это, была раздражена и поминутно ко мне придиралась. Ее до крайности утомляла моя новорожденная сестренка, хилая, еле живая, беспрестанно пищавшая за стеной; то и дело отрываясь от своего корыта, мама поправляла мыльной рукой волосы и бежала к ребенку. Ее как раз не было в кухне, когда вдруг зазвонил медный колокольчик над дверью.
Я поставил утюг на подставку и открыл входную дверь. На лестничной площадке стояла девочка лет десяти с двумя светленькими косичками и смотрела на меня голубыми глазами.
— Мне нужен Коля, — сказала она.
— Это я.
Она оглядела меня недоверчиво. Руки она одержала за спиной. — Вы Коля?
— Коля.
— Не врете?.. Вы слишком
— Нету.
Она молчала, колеблясь. Потом вдруг решилась:
— Тогда это вам.
Она протянула мне сложенный фантиком бумажный листок и кинулась вниз по лестнице.
— Постой!
Но внизу уже стукнула дверь.
На фантике было написано: «Коле». Я развернул его и прочел:
«Во имя нашей дружбы приходи сейчас же на Фонтанку против Летнего сада. Жду.
Почерк был аккуратный, ровный, тот самый, которым она записывала названия книг в гроссбухи. Пока я читал, мама вернулась в кухню.
— Это что? — спросила она недовольно.
— Это мне. Меня вызывают сейчас в библиотеку.
— Глупости. Кто может тебя вызывать?
— Заведующая. Моя заведующая. Ей-богу. Сама заведующая…
— А ну, покажи.
Но показывать я не стал. Я сунул листок в карман и выскочил на лестницу, не захватив даже картуза, чтобы меня не задержали. Я был счастлив, что мне удалось вырваться из дому. Я трепетал от любопытства, от волнения. Слова «во имя нашей дружбы» горели во мне.
Набережная Фонтанки против Летнего сада была пустынна из конца в конец, и я издали увидел Варю. Тоненькая и прямая, беспокойно похаживала она в ожидании вдоль чугунной ограды над водой. Она тоже сразу заметила меня и торопливо пошла мне навстречу.
Она принарядилась так, как принаряжались девушки в девятнадцатом году. Девушка в те времена считала себя нарядной, обернув лоб цветной лентой и пропустив ее сзади под волосами. Такая именно ленточка, голубенькая, была на лбу и у Вари. Туфли тоже не те, в которых она ходила в библиотеку, а хотя и стоптанные, но на высоких каблуках. Благодаря острым этим каблучкам она казалась еще тоньше и выше.
— Отчего ты так долго?
Я объяснил, что побежал, как только получил ее записку.
— Это девочка с нашего двора, — сказала Варя. — Я боялась, она напутает. Как ты мне нужен! Скажи, ты мне друг или не друг?
Я сказал, что, разумеется, друг.
— Мне нужен друг, на которого можно положиться!
Я сказал, что на меня она может положиться вполне.
— Во всем?
— Во всем! — сказал я пылко.
— И ты сделаешь все, что я попрошу?
— А что ты хочешь попросить?
— Нет, ты раньше должен обещать.
Я вдруг заколебался:
— Как я могу обещать, если не знаю…
— Нет, ты должен обещать, иначе ты мне не друг! Обещай сделать все, что я тебя попрошу, даже если тебе не понравится, даже если будешь не согласен!
— Но посуди сама…
— Обещаешь? Нет? Ну, тогда я тебе ничего не скажу.
Она повернулась ко мне спиной и пошла прочь. Этот довод сразил меня.
— Варя!