Ваш ход, миссис Норидж
Шрифт:
– Доктор Мосли успокоил меня. По его словам, бедный Томас страдал от головокружения, слабости и, прости за подробности, тошноты.
– Такая картина часто бывает при несварении желудка, Джейн.
– Именно потому я и прошу тебя о помощи. – Миссис Марлоу в волнении прижала ладони к щекам. – Как я уже сказала, несколько дней назад Томас опять оказался прикован к постели. На этот раз Шарлотта твердо намерена сама ухаживать за ним, как и подобает любящей невесте.
– Как на это смотрит его тетя?
– Я получила от нее письмо с официальным приглашением погостить в
– Осторожнее, Джейн, – спокойно сказала миссис Норидж. – Ты обвиняешь незнакомого человека без малейших оснований.
– Ах, ты права. – Миссис Марлоу со вздохом вновь откинулась на подушки. – Странно устроены люди! Обожают злословие, но терпеть не могут злословящих. Шарлотта не может ехать к леди Бассет одна, это непозволительно, с какой стороны ни посмотри. Ее тетки готовы составить ей компанию. Но мне бы хотелось, чтобы там был человек, способный разобраться в происходящем.
Миссис Норидж задумалась.
– Ты сказала Шарлотте, что я буду сопровождать ее?
– Она надеется на твое согласие, как и я. Эмма, одна неделя – больше я не прошу. Если ты сочтешь, что в Дастанвиле и в самом деле что-то нечисто, я придумаю, как защитить Шарлотту. Но мне нужно знать наверняка.
– Миссис Норидж и мисс Марлоу! – провозгласил дворецкий.
Вся прислуга выстроилась в ряд перед величественным старым поместьем, чтобы встретить гостей. Накрахмаленные кружевные фартуки и чепцы ослепляли белизной. Дворецкий с пышными бакенбардами, похожий на короля в изгнании, выступил вперед, и Шарлотта, смущенная торжественным приемом, придвинулась ближе к гувернантке.
Леди Бассет прислала за ними на станцию карету – французский дормез, гигантский и тяжелый, в котором, при необходимости, можно было пересечь всю страну. Вместо шестерки лошадей его тащили два вороных шайра. Таких исполинских лошадей миссис Норидж не доводилось видеть: каждый в холке выше нее, а мускулистые спины, казалось, созданы, чтобы носить великанов.
Послышался негромкий скрип, и на крыльцо выехала старуха в инвалидном кресле.
– Добро пожаловать в Дастанвиль!
Леди Бассет, несомненно, была старухой, несмотря на то, что ей не исполнилось еще и шестидесяти. Глаза под набрякшими веками смотрели с брезгливой усталостью, свойственной старикам. Однако голос оставался властен и зычен, в чем две гостьи впоследствии имели возможность не раз убедиться, а зрение Аделизы Бассет позволяло ей заметить даже неаккуратную штопку на белье под платьем горничной.
Ее чепец украшало роскошное черное бельгийское кружево, которое более пристало бы невесте, нежели старухе, если б не его цвет; чрезвычайно пышную широкую
Гувернантка заметила, что хозяйка предпочитает передвигать кресло усилиями собственных рук, лишь изредка прибегая к посторонней помощи. Для перемещения по лестницам в холле денно и нощно дежурил слуга, напомнивший миссис Норидж одного из тех могучих коней, что были запряжены в карету.
– Счастлива познакомиться, – произнесла леди Аделиза, окидывая критическим взглядом скромное платье миссис Норидж. – Надеюсь, комната вам понравится. Обед будет подан через час.
– А где Томас? – встревоженно спросила Шарлотта. – Отчего он не встречает меня?
Не успела хозяйка ответить, как предмет переживаний Шарлотты сам показался на лестнице.
Томас ступал нетвердо, но лицо его было освещено радостью. Его облику была присуща моложавость: он выглядел едва ли старше Шарлотты. Даже недуг не мог омрачить его природной жизнерадостности. Томас не был высок, но его грациозность и изящество движений искупали этот недостаток.
Он поцеловал руку невесте, обнял тетушку, а когда его представили миссис Норидж, выразил сожаление, что не был знаком с крестной Шарлотты прежде. Миссис Норидж про себя заключила, что юноша напоминает щенка бульдога: мил, но утомителен. Оставшись одна, она вздохнула с облегчением.
Из окна ее комнаты открывался вид на холмы. Зеленые покровы и необъятный простор, на котором паслись стада, тешили бы взор, однако темные, рваные, быстро проносящиеся облака вносили ноту тревоги в безмятежный ландшафт. Под окнами был разбит сад. Романтичности и естественности здесь не было места. Центральную часть сада занимали тщательно постриженные шары и кубы, в которые прихоть владелицы и рука садовника превратила самшиты и туи; их обрамляла живая изгородь.
В дверь постучали. Пожилая горничная, тяжело ступая, внесла графин с водой и сообщила, что миссис Норидж ждут в обеденном зале.
– Кто будет еще? – спросила гувернантка.
– Обыкновенно присутствуют мистер Уилкинсон, мистер Ричардс… и Дженкинс, мэм, – церемонно отвечала служанка.
Гувернантке показалось, что перед третьим именем была пауза, заполненная молчаливым неодобрением. Она поблагодарила и попросила передать, что вскоре спустится.
За обедом Томас почти ничего не ел. Он лишь отпил немного вина и согласился отведать кусочек бисквита.
В отличие от племянника, Эммет Ричардс, брат хозяйки, не отказывал себе ни в бургундском вине, ни в свином окороке, от которого слуга, повинуясь его жесту, отрезал раз за разом все большие и большие куски.
Наблюдая, как брату наполняют бокал, леди Бассет процитировала:
– Не будь между упивающимися вином, между пресыщающимися мясом: потому что пьяница и пресыщающийся обеднеют, и сонливость оденет в рубище.
– Не имею ничего против сонливости, – возразил тот. – Крепкий сон идет на пользу организму. Спроси хоть Томаса. Он целыми днями только и делает, что спит.