…Ваш маньяк, Томас Квик
Шрифт:
Земля усыпана сухими ветками, идти по ней трудно. Томас топает по еловым веткам, Пенттинен берет его чуть выше локтя, когда Квик внезапно срывается и кричит:
— Ах ты свинья! Проклятая свинья! Чертова гребаная свинья!
Квик топочет ногами и размахивает руками, но его тут же останавливают. Он оказывается внизу под целой кучей полицейских и санитаров. Сеппо Пенттинен поворачивается к камере, словно желая удостовериться, что это событие соответствующим образом зафиксировано. На лице Пенттинена — выражение триумфа, когда он смотрит в камеру, снимающую
Кто-то предупредил прокурора Кристера ван дер Кваста о том, что в норвежском лесу происходит нечто важное. И вот он появляется в кадре, одетый в блестящий черный костюм. Квик лежит на земле и рычит, глухо и ритмично.
Все присутствующие знают, что с Квиком произошло перевоплощение, что он превратился в одну из нескольких личностей, сосуществующих в нем. Сейчас его телом и душой владеет фигура, которую он и его психотерапевт называют Эллингтоном — злой образ отца, убийца.
— Томас, — умоляюще зовет Пенттинен, в то время как Квик продолжает издавать нечленораздельные звуки.
Биргитта Столе также предпринимает попытку установить контакт со своим пациентом.
— Стюре! Стюре! Стюре! Стюре! — зовет она.
Но Квик продолжает оставаться Эллингтоном и только рычит в ответ.
— Пропал навсегда! — глухо говорит он и снова рычит. — Пропал навсегда! Люди будут топтать твою свиную морду! — вдруг выкрикивает он.
Квику помогают встать, и вся группа в молчании поднимается на холм, где Томас садится спиной к камере. Пенттинен, Столе и Анна Викстрём обнимают его. Они долго сидят молча.
— Расскажи, — просит Пенттинен.
— Подожди, — раздраженно отвечает Квик. — Я должен…
— Что ты хочешь нам поведать? — спрашивает Биргитта.
— Нет-нет! Не мешайте мне!
Квик еще не готов говорить. Никто не спрашивает, где же та куча гравия, которую он обещал показать. И что он имел в виду, когда говорил, будто Тереза находится на территории с «утрамбованной землей».
Квик начинает шепотом, едва слышно, говорить, что «Тереза ушла навсегда, когда я оставил ее». Мальчики еще были, но она ушла навсегда. «Тело Терезы находится между елью и холмом», — говорит он.
— Этого недостаточно, Томас, — говорит Пенттинен. — Это слишком абстрактно.
Ситуация безвыходная. Квик не предоставил ни тела, ни карьера, ни утрамбованной земли. А Пенттинена не устраивает размытое утверждение, будто Тереза спрятана где-то в лесу. Он требует подробностей.
Квик просит разрешения побеседовать наедине с Клаэсом Боргстрёмом. Магнитофон останавливают, Квик и Боргстрём отходят в сторонку.
Когда пятнадцать минут спустя камера снова включается на запись, Квик бессвязно, заплетающимся языком рассказывает о том, как «мальчик раздавлен машиной на утрамбованной земле». Он утверждает, что только что поднимался на холм и видел лесное озеро «с определенными камнями». В этом месте «спрятана рваная девочка», говорит он.
Квик хочет обозначить треугольник в лесу, где находится тело Терезы. Совместными усилиями устанавливается треугольник, нижняя грань которого проходит между
Закончив эту изнурительную процедуру, группа направляется к лесному озеру. Пенттинен поясняет, что он должен держать Квика под руку, «учитывая то, что случилось раньше».
Квик рычит в ответ.
— Тебе трудно смотреть на озеро? — спрашивает Пенттинен.
Квик рычит.
— Скажи так, чтобы мы тебя поняли, — просит Пенттинен.
Теперь они подошли вплотную к воде.
— Сейчас, когда мы проходим мимо озера, ты на что-то реагируешь, — снова подает голос Пенттинен. — Ты узнаешь его? Да, ты киваешь. Что это означает?
— Я хочу, чтобы мы прошли туда, за озеро, — наконец произносит Квик. — Возможно, мне понадобится помощь.
Теперь Квик в таком состоянии, что он вообще почти не может идти. Совершенно очевидно — ему дали еще успокоительных таблеток.
— Я не могу нести тебя, ты же сам понимаешь, — говорит Пенттинен.
Но Квик, похоже, уже ничего не понимает. То, что он говорит, разобрать невозможно, и он с большим трудом передвигается, хотя его поддерживают с двух сторон.
— Мы подождем, Томас, торопиться некуда. Мы будем идти, пока ты стоишь на ногах.
— Можно мне посмотреть на озеро? — спрашивает Томас.
— Но ведь у тебя закрыты глаза! — восклицает Пенттинен. — Попытайся открыть их. Мы здесь, поблизости.
Квик спрашивает, там ли Гюн. Гюн — его сестра-близнец, с которой он не встречался несколько лет.
Анна Викстрём поясняет, что она не Гюн, и уточняет:
— Это я, Анна.
Квик продолжает стоять с закрытыми глазами.
— Я должен посмотреть на озеро, — говорит он.
— Мы здесь, — повторяет Пенттинен.
— Попробуй посмотреть, — призывает Викстрём.
— Я смотрю, — возражает Квик.
— Почему ты так бурно реагируешь? — интересуется Пенттинен.
— Потому что камни там…
И снова у Квика заканчиваются слова. Некоторое время спустя он просит разрешения пообщаться с Биргиттой без камеры и микрофона. Когда видеокамера снова включается через двадцать минут, Квик выдает новый рассказ. Клаэс Боргстрём сообщит, что он рассказал. Ни на какие вопросы касательно новой истории Квик не реагирует.
Чувствуется, что Пенттинен проникся серьезностью момента, однако он явно встревожен тем, что Квик за последние несколько часов изложил несколько различных версий того, что произошло с Терезой. Он знает, что нормальное для Квика поведение включает в себя «осознанные отклонения» в передаче моментов, которые являются для него психологически трудными. Теперь следователь желает убедиться, что новая версия и впрямь является истинной.
— Прежде чем Клаэс начнет рассказывать, я хочу сделать одно уточнение, — говорит Пенттинен. Он наклоняется к Квику и говорит задушевным тоном: — Те два места, которые мы сейчас засняли и на которые ты четко указал — это стопроцентные сведения? Без вариантов и отклонений?