Ваша С.К.
Шрифт:
— Благодарю! — пробормотал смущенно трансильванец, отряхивая плащ. — Мы не будем больше злоупотреблять вашим гостеприимством и сейчас же удалимся.
Федор Алексеевич с трудом сдержал улыбку.
— Вам, милостивый государь, для начала не мешает опохмелиться на пару с нашим светлейшим князем. Я провожу вас к нему. Можете опереться о мою руку, — и секретарь действительно подставил шатающемуся трансильванцу локоть.
Но тот глянул на него с высокомерным пренебрежением
— Как знаете, как знаете… Я же от чистого сердца. Можно сказать, с чувством глубокой вины за случившееся. Нельзя мне было вчера отлучаться от князя и пускать на самотёк оленью кровушку. Не следовало. Следовало после второй забрать у князя графинчик. Извиняйте нерадивого слугу.
— Прошу вас, Теодор, — отчеканил хрипло граф. — Я теперь знаю, кто вы будете. Вернее, кем были при жизни…
— Оттого руки не подаёте? — рассмеялся тихо княжеский секретарь. — Так вы же в перчатках, не запачкаетесь… Да и кровь на моих руках, — он потряс пальцами, — давно высохла.
Граф вскинул голову и стал на целую голову выше Федора Алексеевича.
— Не к лицу в вашем возрасте и положении паясничать. Некоторые живые привычки разумно оставлять за чертой смерти.
— Да я ж в шуты и не лезу, — со вчерашней наглой ухмылочкой ответил секретарь князя Мирослава. — Я ж только сетуют, что совсем сноровку кравчего с этими писульками растерял… А ведь мог графинчик для вашего здоровья вечор к рукам прибрать… Тогда б не пересчитывали вы ступеньки больной головушкой.
— Ну и как бы вы это сделали, милейший Федор Алексеевич, позвольте поинтересоваться? — усмехнулся домовой, не пойми откуда взявшийся на лестнице и сейчас вылезший из-под тяжёлого плаща гостя. — Вот, что сделал бы после княже, мне ведомо, а первое невдомек…
— Совсем меня не любишь, да? — усмехнулся княжеской секретарь гаденько, грозя домовому пальцем.
— Да что ты, что ты, упырь проклятый, да я ж тебя больше жизни люблю! За отца родного, чай, почитаю… — все так же, присвистывая между словами, шипел из-за черного плаща Бабайка.
Граф стоял, опершись одной рукой о стену, другой держась за перила, и боялся лишний раз пошевелиться. Перед глазами уже не плыло, но он сомневался, что это просветление надолго. И верно — он вдруг отчётливо, просто оглушительный, услышал визг княжны, а потом топот пары ног, и девичья лёгкая походка, точно молотом, ударила его по голове.
Насторожился не только граф. У Раду зашевелились уши, а княжеский секретарь резко шагнул к лестнице второго этажа. Из распахнувшейся двери вприпрыжку слетел высокий грузный человек в длинном белом переднике и с бородой-лопатой. Одной рукой он старался удержать на голове картуз с блестящим козырьком, а другой нес огромную птичью клетку. Его настигала княжна. Тянулась к нему руками, чтобы ухватить за жилет и, когда Федор Алексеевич преградил им дорогу, ей удалось
— Помилуйте, барышня! Все, все же сделал, как было велено-с! Да хоть вон его спросите! — тряс дворник птичьей клеткой в сторону домового, который бочком-бочком начал спускаться вниз.
— Отнес по адресу. А как стемнело, господа-с назад принесли. Говорят, птичка кушать просит… Федор Алексеевич, родненький, ну хоть вы-то мне верите…
— Верю, — сказал княжеский секретарь и выхватил из рук дворника клетку. — Кто-то разыграть нас решил. Это ж простой голубь в клетке… Зажарь-ка его, милый, — сказал и протянул клетку обратно дворнику. — И вон, гостю нашему скорми, а то они-с голодные… — улыбнулся Федор Алексеевич прижавшемуся к двери, ведущей в нижние покои, Раду.
— Да как же так?! — бросилась между ним и клеткой растрепанная княжна. — Да не могут они вот так…
— Они все могут, что им прикажут. Ну полно, ладушка. Разыграть тебя Сашенька вздумал, а ты, рыба моя, попалась, прямо как курсистка-дурочка…
Федор Алексеевич вдруг отступил от княжны и окинул с ног до головы строгим взглядом.
— Поглядите-ка на нашу Светлану Мирославовну… По дому шастать при гостях неприбранной, видимо, у матери научилась… — И тут же к дворнику повернулся. — Давай Вань, зажарь скорей этого голубка для нашего гостя. Верно говорю, лада моя?
Княжна прижала к груди руки и затравленно взглянула сначала на притихшего оборотня, а затем и на графа.
— Пустим лучше птицу на волю. Где ж это видано, чтобы волки голубей ели…
— Выпустите птицу, княжна, чтобы приняла она свое истинное обличье, — прохрипел граф, резко отдернув от лица плащ. — Никто вас не разыгрывал. В клетке не голубь.
— Да будьте вы неладны, граф! — вскричал секретарь.
И стало вдруг так тихо, что все, кто был в тот момент на лестнице, расслышали тихое воркование плененного голубка.
Глава 8 "Что русскому хорошо..."
Голубь расправил крылья, но тут же сложил, покачнулся и рухнул на спинку лапками вверх. Федор Алексеевич просунул сквозь прутья палец, чтобы потрогать птицу — лапки зашевелились, но встать голубь не захотел или же не смог. Светлана ахнула и закрыла глаза руками.
— Это упрощает дело, — пробормотал Федор Алексеевич, но не успел сделать от княжны и шага, как та повисла на его пиджаке и упала на колени:
— Феденька, миленький, ты же не хочешь убить Сашеньку? — и тут же закричала в полный голос, громче, чем до того пела: — Не убивай! Христом Богом прошу! Феденька!
Тот замахнулся, будто собрался ударить Светлану, но между ней и им вдруг взметнулся кровавым крылом черный плащ.
<