Ваша С.К.
Шрифт:
Княгиня Мария еще ниже склонилась над работой и привычно делала вид, что законного мужа в ее комнатах давно уже нет. Князь вернулся через пустую гостиную в столовую. В том углу, где красовался раньше столик с самоваром, теперь стояла кроватка, в которой спала крохотная девочка. Подле неё на стуле, скрючившись над спицами, сидела старушка, то и дело тихо покашливая.
— Чай с таволгой попей, Аринушка, — проговорил князь, тяжело опускаясь на диван. — А то спать не сможешь.
—
— Не для того мы тебя из-под земли доставали, чтобы вновь могилу рыть. Не спеши. Поживи, милая, покуда живётся. Но что греха таить, в иное утро и мне самому вечным сном уснуть хочется, — вздохнул князь и совсем уж развалился на диване. — Да видимо пока я здесь нужнее.
Сухонькая старушка подняла на него внимательные, пусть и подслеповатые, глаза.
— Да кто ж будешь ты таков, соколик мой?
Князь прикрыл глаза ладонями.
— Сам не знаю, Аринушка. Сам не знаю…
Затем вскочил с дивана и направился бодрым шагом в переднюю, но в дверях обернулся и заговорил строго, по-барски:
— Дай время моей княгине образумиться. Вернешься вскорости со Светланой в детскую. Заходить туда редко будем, чтоб не тревожить тебя напрасно. А так Бабайка в посыльных у тебя будет, коль нужда в чем приключится. Не прогадали, смышленым малым оказался.
— Да будет тебе, касатик, тревожиться. Мне только б ширмой от княгини отгородиться, чтоб всякий раз не видеть покойницу, когда из дому выходить будет, и душе моей спокойно сделается, точно в ангельских пущах.
— Полынь поставь на стол, и век не увидишь подле Светланы упыршу мою. Полынь поставь, дело говорю. Не любят они ее, на дух не переносят…
— Кто будешь ты таков? Чего таишься от меня старой? — спросила вновь Арина Родионовна.
И снова не ответил ей князь
Молча затворил дверь и через переднюю вышел на лестницу, чтобы спуститься в нижние апартаменты, где в этот час кишмя кишела всякая нежить, петербургская, из прочих губерний и даже заграничная. Князь постоял подле двери, послушал ровный голос своего секретаря, прерываемый иногда отрывистым блеянием посетителей, и решил пройти в кабинет, который от приёмной отличался лишь наличием дивана. Да еще, вместо шкафчиков, по стенам тянулись открытые книжные шкафы.
Князь с минуту постоял у стола, затем подошёл к шкафу, но так и не взяв с полки книги, лег на диван.
— Княже! Княже! — заслышал он шёпот подле самого уха и понял, что задремал. Совсем как живой человек.
— Чего тебе? — так же тихо спросил князь.
За стенкой приёмная — не только он подслушать может, но и его.
— У княгини гости… Что прикажете делать? Поймать Сашку, али нет?
— Нет. Отправь почтового голубя к финке. Скажи передать, что завтра навещу ее.
Домовой кивнул и выскочил в приоткрытую дверь кабинета.
— Кто я буду? — усмехнулся Мирослав. — Сын рабыни, вот кто я такой буду.
И прикрыл глаза, чувствуя, что засыпает раньше положенного. Не беда. Ему-то рассвета бояться нечего.
Глава 10 "Чесночный венок мученика"
Не найдя никого в гостиной, граф фон Крок вступил в столовую и, снова никого не увидев, даже успел обрадоваться, что сможет уйти из Фонтанного дома незамеченным. Но увы, звезды на светлом петербургском небе в эту белую ночь для него не сошлись: в передней у столика, напротив зеркала, неподвижно стояла княгиня Мария и отражалась в нем, отчего бедного трансильванского вампира аж бросило в дрожь. И он несколько тяжелых секунд не мог отвести глаз от отражения, хотя его нисколько не интересовала ни сама упырша, ни, уж тем более, узкая лиловая юбка со шлейфом, ни, тем паче, бирюзовая кофта, пышные рукава которой были собранные на узком запястье и заканчивались воздушными кружевами. Его интересовал лишь сам научный факт отражения в зеркале бездушного существа.
Однако попросить хотя бы самого простого объяснения данному непростому феномену граф не смел по совершенно уж простой причине: в руках княгини, затянутых в белые перчатки с открытыми пальцами, дрожала сумочку. Собранные наверх волосы венчала шляпка с цветами. Так вот, эта шляпка тоже дрожала, как и тонкая шея, обернутая в жемчуга. Да, во всем зеркальном отражении именно шея манила вампира больше всего и против его воли, лишая дара речи. Он нервничал, как и хозяйка этого дома.
Сумев наконец напомнить себе, что в жилах прекрасной дамы течет холодная кровь, граф отвёл взгляд от зеркала и перевёл его на хозяина дома. Князь в простой рубахе выглядел схуднувшим богатырем, и графу фон Кроку на мгновение показалось, что у них с князем желанная цель-то одна — шея в жемчугах. Только у князя Кровавого, в отличие от него, чесались не клыки, а пальцы. И потому тот сжимал их в кулаках.
— С понедельника я останусь дома на весь пост, — спокойно сказала княгиня. — И даже буду голодать. И, будь покоен, князь, тебе нечем будет меня попрекнуть. А сейчас я намерена уйти. И ты…