Василий Шульгин
Шрифт:
Влиятельность этих депутатов была бесспорной. В воспоминаниях А. Ф. Керенского о них говорится так: «Руководимый П. Н. Милюковым, С. И. Шидловским и В. В. Шульгиным Блок (Прогрессивный) надеялся убедить царя…» [199]
Но, видно, время убеждений закончилось.
Первым начал Сергей Илиодорович Шидловский, депутат от Воронежской губернии, крупный землевладелец, председатель бюро Прогрессивного блока: «От группы прогрессивных националистов, группы центра, фракции земцев-октябристов, фракций Союза 17 октября и фракции Народной свободы имею честь сделать следующее заявление…
199
Керенский А. Ф.
К великому прискорбию, мы должны признать, что деятельность правительства за истекший год создала серьезные препятствия успешному ходу борьбы. Еще год назад большинство Государственной Думы говорило о бессилии правительства, не опирающегося на доверие народа, и о признаках, грозящих потрясением народного хозяйства вследствие неумелых и беспорядочных распоряжений разъединенной власти. Указания эти ни к чему не привели. Занятия Государственной Думы дважды прерывались, и народные представители были лишены возможности принять участие в предотвращении предвиденных ими опасностей…
Недоверие к власти сменилось чувством, близким к негодованию…
Ныне мы вновь поднимаем свой голос уже не для того, чтобы предупредить о грозящей опасности, а для того, чтобы сказать, что правительство в настоящем своем составе неспособно с этой опасностью справиться» [200] .
После Шидловского добавил огня А. Ф. Керенский: «…я не могу отсюда не сказать мое глубочайшее убеждение, что все жертвы все попытки спасти страну бесплодны, пока власть находится в руках безответственных лиц, ставящих свои личные интересы, ставящие свои традиционные симпатии выше интересов и прав нации.
200
Государственная дума. Стенографические отчеты. М., 1995. T. IV. С. 32.
…вы должны уничтожить власть тех, кто не осознает своего долга. Они (указывает на места правительства) должны уйти, они являются предателями интересов страны» [201] .
Но самый сильный удар нанес П. Н. Милюков: «…Когда с большей настойчивостью Дума напоминает, что надо организовать тыл для успешной работы, а власть продолжает твердить, что организовать страну — значит организовать революцию, и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию. Что это: глупость или измена?
201
Там же. С. 42.
…Но все частные причины сводятся к этой одной общей: к злонамеренности и неспособности данного состава правительства. Это наше главное зло, победа над которым будет равносильна выигрышу всей кампании» [202] .
Эффект милюковской речи можно сравнить с цунами. Генерал Спиридович писал: «Делая вид, что у него имеются какие-то документы, Милюков резко нападал на правительство и особенно на премьера Штюрмера, оперируя выдержками из немецких газет. Он упоминал имена Протопопова, митрополита Питирима, Манасевича-Мануйлова и Распутина и назвал их придворной партией, благодаря победе которой и был назначен Штюрмер и которая группируется „вокруг молодой царицы“.
202
Там же. С. 47–48.
Милюков заявлял, что от английского посла Бьюкенена он выслушал „…тяжеловесное обвинение против того же круга лиц в желании подготовить путь к сепаратному миру“.
Перечисляя ошибки правительства, Милюков спрашивал неоднократно аудиторию: „Глупость это или измена“ и сам, в конце концов, ответил: „Нет, господа, воля ваша, уже слишком много глупости. Как будто трудно объяснить все это только глупостью“. Дума рукоплескала оратору. Со стороны правых неслись крики — „клеветник, клеветник“, председатель не остановил оратора, а сам оратор на выкрики протестующих правых ответил: „Я не чувствителен к выражениям Замысловского“. Произнося свою речь, Милюков, конечно,
Он клеветал намеренно. И эта клевета с быстротою молнии облетела всю Россию и имела колоссальный успех. Вычеркнутые из официального отчета слова Милюкова были восстановлены в нелегальных изданиях его речи. Листки с полной речью распространялись повсюду» [203] .
На эту речь Милюкова пришло в Думу ободряющее письмо из Москвы: «Торгово-промышленная Москва заявляет Государственной Думе, что она душой и сердцем с нею». Оно было подписано представителями Биржевого комитета, Купеческой управы, комитетов — Хлебной биржи, Мясной биржи и Биржи пищевых продуктов.
203
Спиридович А. И. Указ. соч. — http://militera.lib.ru/memo/russian/spiridovichai/index.html
Шульгин по поводу речи коллеги высказался довольно откровенно. Факты «измены», предъявленные Милюковым, он назвал не очень убедительными: «Чувствуется, что Штюрмер окружен какими-то подозрительными личностями, но не более. Но разве дело в этом? Дело в том, что Штюрмер маленький, ничтожный человек, а Россия ведет мировую войну. Дело в том, что все державы мобилизовали свои лучшие силы, а у нас „святочный дед“ премьером. Вот где ужас… И вот отчего страна в бешенстве.
И кому охота, кому это нужно доводить людей до исступления?! что это, нарочно, наконец, делается?!» [204]
204
Шульгин В. В. Дни. С. 58.
Впоследствии, уже в эмиграции, Милюков оправдывался: «Я говорил о слухах об „измене“, о действиях правительства, возбуждающих общественное негодование, причем в каждом случае предоставлял слушателям решить „глупость“ или „измена“. Аудитория решительно поддержала своим одобрением второе толкование — даже там, где я сам не был в нем вполне уверен. Эти места в моей речи особенно запомнились и широко распространялись не только в русской, но и в иностранной печати. Но наиболее сильное, центральное место речи я замаскировал цитатой „Neue Freie Presse“. Там упомянуто было имя императрицы в связи с именами окружавшей ее камарильи. Это спасло речь от ферулы председателя, не понявшего немецкого текста, — но, конечно, было немедленно расшифровано слушателями. Впечатление получилось, как будто прорван был наполненный гноем пузырь и выставлено на показ коренное зло, известное всем, но ожидавшее публичного обличения. Штюрмер, на которого я направил личное обвинение, пытался поднять в Совете министров вопрос о санкциях против меня, но сочувствия не встретил. Ему было предоставлено начать иск о клевете, от чего он благоразумно воздержался. Не добился он и перерыва занятий Думы. В ближайшем заседании нападение продолжалось.
В. В. Шульгин произнес ядовитую и яркую речь — и сделал практические выводы. Осторожнее, но достаточно ясно поддержал меня В. А. Маклаков. Наши речи были запрещены для печати, но это только усилило их резонанс. В миллионах экземпляров они были размножены на машинках министерств и штабов — и разлетелись по всей стране. За моей речью установилась репутация штурмового сигнала к революции.
Я этого не хотел, но громадным мультипликатором полученного впечатления явилось распространенное в стране настроение. А показателем впечатления, полученного правительством, был тот неожиданный факт, что Штюрмер был немедленно уволен в отставку. 10 ноября на его место был назначен А. Ф. Трепов, и сессия прервана до 19-го, чтобы дать возможность новому премьеру осмотреться и приготовить свое выступление» [205] .
205
Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991. С. 445.