Василий Тёркин
Шрифт:
Это свойство произведения стало ощущаться еще в разгар Великой Отечественной войны. Фронтовик А. Родин писал: «…Когда мы одними из первых форсировали Днепр, многие приговаривали, подбадривая друг друга: «Переправа, переправа, берег левый, берег правый». 107
«О доходчивости стихов «Василия Теркина», — писал другой участник войны, Г. Е. Шелудько, — красноречиво говорит то обстоятельство, что почти каждый боец повторяет их наизусть во время отдыха, похода, боя. В часы ночного затишья, когда, уставшие, мы укладываемся спать, часто можно услышать стихи о шинели, а во время бомбежки или сильного минометно-артиллерийского обстрела противника — нередко словами Теркина в шутливом тоне бойцы ведут рассуждение о «сабантуях». 108
107
«Знамя», 1944, № 12,
108
Там же, стр. 198.
Не случайно «Книга про бойца» оказывается близкой таким народным произведениям, как знаменитая сказка П. П. Ершова «Конек-Горбунок», из которой в произведении А. Твардовского есть ряд очевидных реминисценций:
Есть войны закон не новый. В отступленье ешь ты вдоволь, В обороне — так ли сяк. В наступленье — натощак.(Ср. в «Коньке-Горбунке»:
У крестьянина три сына: Старший умный был детина, Средний сын и так и сяк, Младший вовсе был дурак.)Или:
Это присказка покуда, Сказка будет впереди.(в «Коньке-Горбунке»:
Это присказка: пожди, Сказка будет впереди.)В главе «Генерал»:
Заглянуть в глаза, как другу, И пожать покрепче руку, И по, имени назвать, И удачи пожелать…,(Ср. в «Коньке-Горбунке»:
…Молодцом его назвал И «счастливый путь!» сказал.)Еще ассоциируется с ершовской сказкой:
На войне, как на привале, Отдыхали про запас, Жили, «Теркина» читали На досуге…(В «Коньке-Горбунке»:
Попивали мед из жбана Да читали Еруслана.)Отец поэта, деревенский грамотей, наизусть помнил почти всего «Конька-Горбунка», 109 и конечно, Твардовский рано познакомился с этим произведением. Но реминисценции из сказки Ершова в «Книге про бойца» стали возможны потому, что «Конек-Горбунок» вырос из тех же фольклорных мотивов и фольклорной фразеологии, которые впитывал в себя и «Василий Теркин».
109
А. Твардовский. Автобиография. — В кн.: «Советские писатели». Автобиографии, т. II. М., Гос. изд-во художественной литературы, 1959, стр. 411,
Поэма и внешне построена как своеобразная сказка, на что указывают, в частности, время от времени вводимые в текст типично сказочные стилистические фигуры:
Ехал близко ли, далеко — Кому надо, вымеряй…Или прямые обращения к читателю (слушателю) по поводу дальнейшего порядка повествования, просьба к читателям дать «отдохнуть» («вздохнуть») и т. п. В начале главы «От автора», вводившей вторую часть, есть указание на старинную сказку, аналогичную поэме о Теркине:
Дай вздохнуть, возьми в догадку: Что теперь, что в старину — Трудно слушать по порядку Сказку длинную одну…Поэт, таким образом, сам воспринимал свое творение как подобие старинной народной сказки, сказок Пушкина, Ершова и т. п.
В статье Твардовского «Как был написан «Василий Теркин» превосходно
С этими последними у «Василия Теркина» тоже немало общего. Как во всяком значительном и самобытном произведении, традиции русской классики в «Книге про бойца» органически усвоены, но могут быть усмотрены в ряде мест. Вот при форсировании Днепра
…ребятам берег правый. Свесил на воду кусты…— разве это не сродни образам древних былин и «Слог ва о полку Игореве», где природа участвует в судьбах людей и в человеческих битвах?
Особенно значительна у Твардовского, в частности в «Василии Теркине», традиция Пушкина. Пушкинское в поэме сказывается прежде всего в простоте, легкости и естественности стиха, а также в лирических отступлениях автора по поводу своего героя и вообще — действительности, по поводу литературы, читателя и т. п. В «Теркине» осуществлен пушкинский (ср. в «Евгении Онегине») отказ от чисто эпического повествования и подключение самого автора к размышлению и действию на страницах произведения. О «зависимости Твардовского от Пушкина», которая «глубже и шире, чем может показаться», в 1946 г. писал Н. Вильям-Вильмонт, что «озорные, умные, «онегинские» нотки слышатся и в лирических отступлениях «Василия Теркина»». 110 С еще большей наглядностью эта традиция сказалась в поэме лирических раздумий — «За далью даль» (1950-1960).
110
Н. Вильям-Вильмонт. Заметки о поэзии А. Твардовского. — «Знамя», 1946, № 11-12, стр. 207.
Принадлежность к «пушкинской школе» для самого Твардовского было высочайшей оценкой, о чем сам он писал в некрологической статье об Ахматовой. 111
Пушкинские стихи открывают заключительную главку поэмы:
«Светит месяц, ночь ясна, Чарка выпита до дна».В «Книге про бойца» они не представляются инородными, и если бы не кавычки, их цитатный характер мог бы остаться необнаруженным.
111
«Новый мир», 1966, № 3, стр. 287.
Историко-литературную судьбу «Василия Теркина» в читательском восприятии и в литературной критике с полным основанием называют триумфальной, счастливой. С самого начала, когда только несколько глав первой части напечатаны были во фронтовой газете и в журнале «Красноармеец», автор записал в рабочей тетради: «Дорого то, что люди, что более узнают ее, то более хорошо к ней относятся (Маршак, Фадеев, «Красноармейская правда» и др.)». 112
Особенно близка и дорога эта книга бывшим фронтовикам — боевым товарищам «Теркина», которым, как предвидел Твардовский еще в 1942 году, —
112
Архив А. Т. Твардовского.
Книгу Твардовского Л. Озеров удачно определил не только как книгу про бойца, но и как книгу для бойца, подспорье в жизни, солдатскую библию, «которую откроешь в любом месте, ткнешь пальцем и — читаешь». 113
113
«Смоленский альманах». 1. Смоленск, 1945, стр. 179.