Вася Чапаев

Матвеева Евгения

— Семь верст до небес киселя хлебать! Пущай ребята слетают, им в радость! — решили они, и в Петров день чуть свет мальчишки отправились на побывку домой.

— Гляди-ка, солнышко еще высоко, а уж к Балакову подходим! — удивился Васята. — Дорога, что ли, короче стала,?

— Ну да, от жары ссохлась! — пошутил Вася. — Ты, Васята, как придешь, дома сидеть будешь?

— Не, я... — Васята замялся и вдруг озабоченно нахмурил брови. — Нам с тобой к Зудину надо сходить! Ведь зимой опять у него

работать придется.

Вася расхохотался от всей души.

— Чего тебя разбирает? — обиделся Васята.

— К Наташе ты уж один сбегай! — хитро подмигнул Вася.

— Ну и к Наташе, и что ж такого?

— Да я пошутил, не ершись! — успокоил взъерепенившегося приятеля Вася. — А мне в больницу надо. Как там Федор Кузьмич?..

Васята понимающе гмыкнул и прищурился:

— И к Насте?

— Да, и к Насте, — спокойно подтвердил Вася и так серьезно взглянул в хитроватые глаза Васяты, что у того сразу пропала охота подшучивать.

Прибежав домой, Вася с гордостью вручил матери деньги. Небось и сам он сколько-нибудь из них заработал!

— Праздник сегодня, солнышко светит, пошел бы погулять, Васенька! — предложила Катерина Семеновна, наблюдая за поглядывавшим в окошко сыном. — Скинь грязное-то... Вот припасла я тебе, — хлопотала она, подавая Васе праздничные штаны и рубаху.

— Мама, спасибо!

Но что эти слова! Катерина Семеновна видела заблестевшие глаза сына, и это было дороже всякой благодарности.

Она глядела в окно на удалявшегося Васю, и гордая улыбка украшала ее до времени постаревшее лицо. «Как прутик тонкий, а складненький! И походочка легкая... — любовалась она. — Не успеешь оглянуться, как в парни выйдет».

Настя, нарядная, в голубой шали с розами, сидела на лавочке у своей хибарки. Увидев Васю, торопливо пошла навстречу.

— Я ждала тебя, потому и с девчатами не пошла. Помнила, что ты обещал сегодня прийти!

— Настя, пойдем куда-нибудь?

— Пойдем! Знаешь куда? На берег! Ох, люблю я на Волгу глядеть. Так бы, знаешь, и поплыла по ней далеко-далеко, на край света! — Настя раскинула руки и смеялась, глядя, как ветер раздувает ее шаль. «И впрямь она, как лодочка с парусом», — подумал Вася. Почему-то ему сделалось грустно.

— Чего ж ты мою обновку не похвалишь? Как сказала — так и сделала. Первый раз сегодня надела. Красивая? — Настя распахивала и запахивала свою голубую шаль.

— Очень далее красивая! — похвалил Вася. — А рубаху отцу тоже купила?

— А как же! Только он сегодня в новой рубахе целый день на печке лежит. Неможется ему... Старенький он у меня стал. — Настя поежилась. — Я и сама бы на печку залезла — день какой холодный'

— Это ветер с Волги. Давай не пойдем на берег, раз тебе холодно.

— Давай не пойдем... —

покорно согласилась Настя, зябко кутаясь в обновку. Щеки ее горели так, как будто на них отпечатались малиновые розы, рассыпанные по кайме шали.

Они молча повернули назад.

— Ты чего какая скучная стала? — забеспокоился Вася.

— Голова болит... и холодно. Прямо как зимой.

— Простыла наверно? Настя нехотя засмеялась.

— Чудной ты, жара стоит, а я простыла? Так просто чего-нибудь... пройдет!

Прогулки не получилось. Незаметно для себя они вернулись к Настиному дому.

— Завтра опять уходишь в Быковку?

— Не завтрака сегодня. Завтра уже на работу надо.

Синие-синие грустные глаза ласково взглянули на Васю.

— Мне тоже завтра на работу. Знаешь, как не хочется? Тяжело там все-таки...

Васе захотелось взять ее за руку и увести далеко, далеко! По полям, по лугам, туда, где ей было бы хорошо, спокойно...

Настя опять вздрогнула.

— Знобит тебя. Иди домой, а то мы с тобой тут до ночи простоим, — строго приказал Вася и, смутившись, добавил: — Я бы от тебя никуда не ушел! Никогда!

Настя скользнула в дверь и, чуть приоткрыв ее, в щелочку шепнула:

— И я ведь не хочу от тебя уходить, Васенька!

Дверь захлопнулась, оставив Васю наедине с безудержной радостью, от которой шибко заколотилось сердце, разгоняя по телу обжигающую, поющую кровь. Долго и бестолково он кружил по улочкам, пока не натолкнулся на чью-то широкую грудь.

— Эй, Петруха, разуй глаза — на живого человека прешь, — укоризненно пробасил солидный мужчина.

— Я не Петруха, — возразил Вася.

— Не Петруха? — удивился прохожий. — А почему рожа у тебя, как у именинника? Я было подумал — парень ангела своего справляет... в Петров день!

Вася опомнился: «Одурел я, что ли, шатаюсь незнамо где, а ведь надо в больницу зайти, Федора Кузьмича проведать».

Больница была заперта. На стук вышла сиделка.

— Чего барабанишь? Если принес что — давай, я передам, а самого пустить не могу. Время для посетителей кончилось. Порядку не знаешь!

— Не знаю, — признался Вася. — Мне бы, тетя, только узнать, как Федор Кузьмич?

— Какой такой Федор Кузьмич? Фамилию надо говорить! — рассердилась сиделка, но, взглянув в смущенное Васино лицо, смягчилась. — Фамилию скажи, и я пойду узнаю. Вот как надо делать, мальчонка. Вася старался вспомнить фамилию художника.

— Тетя, подождите, сейчас, сейчас... Рыбаков! Рыбаков Федор Кузьмич! Вот как!

— Рыбаков? — задумалась сиделка.

— Ну да, Рыбаков. Его на прошлой неделе из Выковки привезли.

— А болезня у него какая, не знаешь? Вася мучительно покраснел: