Вася Чапаев
Шрифт:
— Ну и как же вы?
Вася беспечно махнул рукой:
— А так. Каждый кустик ночевать пустит!
— А если волки?
— Палки у нас были. Костер разведем, картошки напечем...
— Хорошо как! — позавидовал Васята. — Счастливый ты, Васька. А я вот сколько прожил, а окромя Балакова ничего не видал.
— Да, я много чего видел на своем веку, — солидно подтвердил Вася.
Он ни за что в жизни не признался бы, как страшны были ему эти ночевки под открытым небом. Как частенько у него зуб на зуб не попадал, когда, прохваченный до костей ночной свежестью,
Тогда, поглядывая на всхрапывающего деда, Вася упрямо старался разобраться в том, чего он боится. Ни волки, ни грабители не пугали его. Волка можно отогнать огнем, палкой. Грабителям с шарманщиков брать нечего. В леших, водяных и прочую нечисть Вася не верил. И все-таки лишенная призраков темнота заставляла испуганно биться сердце.
— Я люблю так ночевать, — соврал Вася и с удовольствием отметил, что Васята смотрит на него с уважением.
— Один раз мы с дедом в лесу ночевали! И вдруг гроза! Гром ужасный, молоньи так и полыщут! Деревья гнутся, сучки летят, а дождя нет. Это не простая гроза была, а враган. Сидим мы с дедом под березой, я и говорю: «Дед, ударит молонья в березу — и конец нам». А дед говорит: «Никогда в березу молонья не бьет, потому береза самое возлюбленное дерево у земли-матушки». И вдруг прямо рядом со мной ка-а-к жахнет молонья, зашипела, как змея, и в землю улезла...
— Ну, уж тогда ты напугался, — убежденно сказал Васята.
— А ты бы не напугался? — вскинулся Вася.
— Я? Да я бы там и помер, — простосердечно признался Васята. — Заорал бы что есть мочи и... помер.
Вася расхохотался:
— Да ведь вру я, а ты поверил!
— Про чего врешь, про враган или про молонью?
— Не, про враган — правда. А что молонья в землю улезла как змея — вру!
— Ну, Васька, как здорово ты врать можешь. Я ить поверил. Ну соври еще чего-нибудь, знаешь, как интересно!..
— Что, плотники, пошабашили? — засмеялся Иван Степанович. — Давай, Петр, и мы присядем. Пожуем чего-нибудь.
Ох, и вкусна же верная подруга бедняков — вареная картошка! А ежели есть еще и задиристый, как петушиный хвост, зеленый лучок, то еда и того лучше — как умная беседа, приправленная к месту острым словцом.
К вечеру они подошли к Быковке. В середине деревни возвышалась церковь. Плохонькие избенки окружили ее, как бы прося защиты, но она не смотрела на взъерошенные соломенные крыши. Она смотрела в широкое пустое небо.
Плотники разыскали дом хозяина, который их нанял. Это был раздобревший степенный мужик. Поверх вышитой рубахи на нем красовался жилет. Окладистая темная борода прикрывала серебряную цепочку от часов.
Никодим, так звали хозяина, встретил плотников на узорчатом крыльце и в дом не позвал, а повел их на постой к одинокой бабке Арине, чья избушка притулилась к его усадьбе.
— Куда ему еще дом-то? Глянь, в каком живет! — удивился Васята.
— Сына женить собирается, ему и дом строит, — ответил Новиков и рассердился: — А тебе-то что? Пусть хошь целую деревню строит, нам только польза!
—
Отец гневно сдвинул брови:
— Прикуси язык-то! Ну что за ребята! Ни спасу от них, ни упасу! Тыр, тыр — восемь дыр, а вылезти некуда!
Отруганные приятели предусмотрительно отошли в сторонку, чтобы, грехом, не попасть под горячую руку.
Бабка Арина встретила постояльцев с сердечным радушием. Ребята даже обрадовались, что будут жить у нее, а не в хоромах Никодима.
Мужики расположились спать в избе, а ребята полезли на сушило. Уютно угнездясь в душистом сене, они притихли.
— У меня ноги гудут, — пожаловался Васята. — А у тебя?
— Мг-м, — промямлил Вася. — Пятки...
— Чего пятки? — Васята даже сел. — Вась, ты сказал пятки, а чего пятки-то?
— Печет! — рявкнул Вася. — И отвяжись! Вася с шумом перевернулся на другой бок.
— Ты зачем свистишь? — заинтересовался Васята. Ответа не было.
«Это Васька носом свистит, спит уже. А я чего-то не хочу спа-а-а-а...»
Раздирающая рот зевота помешала закончить мысль. Крепкий сон, издревле обитающий на сеновалах, наконец изловчился и повалил Васяту.
Внизу хрумкала, пережевывая жвачку, корова и время от времени шумно вздыхала.
...Ребятам поручили ошкуривать бревна. Васе нравилось, как под его топором отпадала побуревшая кора и обнажалось ясное, солнечного цвета тело дерева.
Отцы были взыскательны и суровы, и первое время к концу дня мальчики с трудом разгибали спину. Но они не жаловались. Им хотелось скорее перенять ту заветную сноровку, в которой заключена красота плотницкого труда.
Изредка перешучиваясь, отцы, казалось, поигрывали трехсаженными бревнами, точно и плотно укладывая их в венцы. Только прилипшие ко лбу волосы да рубаха, взмокшая на спине, говорили, чего стоит эта работа.
Погулять приятелям удавалось редко. Обычно только под воскресенье. Тогда они вместе с деревенскими ребятами отправлялись в ночное.
Военные рассказы Васи взбудоражили быковских мальчишек. Как только деревня оставалась позади, босоногие, вихрастые всадники превращались в чудо-богатырей. Заморенные крестьянские лошаденки, помахивая нечесаными гривами, пускались в нескладный галоп.
А ночью у большого костра ребята как завороженные слушали рассказы про знаменитые битвы и подвиги великих полководцев. И каждый чувствовал, как бьется его мужественное сердце, как вольно дышит богатырская грудь, вздымая тяжелые латы.
Вася и сам удивлялся, откуда он знает столько всяких историй. И не догадывался, что обязан этим своей памяти. Ему довелось повидать много разного народа. И всегда получалось так, что, глядя в серьезные пытливые глаза неграмотного полуголодного мальчика, люди одаривали его всем прекрасным, что хранилось в их выдубленных суровой судьбой сердцах. Незаметно для себя Вася брал от каждого человека и берег в памяти злую и веселую побасенку, острое, меткое словцо и множество дорогих народу сказаний, передающихся из уст в уста от дедов внукам.