Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна
Шрифт:
– Генерал Форестер! Что-то мне подсказывало, что мы с вами еще увидимся.
Она сложила лист бумаги для донесений и запечатала край.
– Хотел с вами поговорить… – тут ему снова пришлось перевести дух, – пока вы не улетели.
– Я тоже надеялась с вами встретиться.
– Вы сказали, если я дам добро на экспедицию, вы мне сообщите, куда…
– Я еще вчера вечером отправила рапорт, довольно подробный, и он либо лежит у вас на столе в Штаб-квартире, либо там появится в течение часа.
– Вот как.
Она улыбнулась:
– Вам скоро придется идти.
– Да. На самом деле я сам уезжаю, так что с утра на аэродроме. Ваш рапорт мне пару минут назад вкратце пересказали по звездофону, и я только хотел сказать…
Но ничего не сказал.
– Как-то раз я написала стихотворение. Называется «Наставления тому, кто полюбил поэта».
Генерал чуть опустил нижнюю челюсть, не размыкая губ.
– Начиналось как-то так: «О юноша, она твой выгрызет язык. О женщина, он руки твои свяжет…» Будет желание – почитайте, как там дальше, во второй книге. Да уж, с поэтами так: если не готов терять их по семь раз на дню, будет одно сплошное разочарование.
Искренне и просто он сказал:
– Вы знали, что я…
– Знала и знаю. И я рада.
Сбитое дыхание вернулось в нормальный ритм, и с лицом генерала произошло нечто странное – он улыбнулся.
– Знаете, мисс Вон, когда я был рядовым, мы в казарме все время болтали о девушках. Постоянно. И кто-нибудь иногда говорил: «Она была такая красивая – даже могла не давать, просто пообещать».
Напряжение в спине вдруг исчезло, и, хотя плечи его на полдюйма опустились, со стороны показалось, будто генерал стал на два дюйма шире в плечах.
– Вот что я чувствовал.
– Спасибо, что сказали. Вы мне нравитесь, генерал. И обещаю: когда мы в следующий раз увидимся, вы мне не разонравитесь.
– Спасибо. Просто спасибо вам… за то, что знаете и что обещаете. – Он помолчал и добавил: – Мне пора, да?
– Скоро пуск.
– Если хотите, отправлю ваше письмо.
– Спасибо.
Она передала ему конверт, он взял ее ладонь и на долю секунды задержал в своей руке. Потом повернулся и вышел. Через несколько минут Ридра увидела, как аэроглайдер заскользил над бетоном. Его обращенная к востоку сторона ярко вспыхнула в первых лучах восходящего солнца.
Часть вторая. Вер Дорко
…И если главное – слова, то ничего, по сути, не видели мои ладони, кроме слов…
I
На рабочем экране бежали строки заново сделанной транскрипции. Рядом с компьютерной панелью лежали четыре листа с толкованиями слов, которые она вычислила, и тетрадь, исписанная заметками о грамматике. Закусив нижнюю губу, она просмотрела таблицу частотности зажатых дифтонгов. На стене висел большой лист с тремя графами: «Возможная фонематическая структура», «Вероятная фонетическая структура» и «Неоднозначные семиотические, семантические и синтаксические явления». В последней колонке были собраны задачки, которые еще предстояло решить. По мере обнаружения ответов содержимое третьей графы перемещалось в
– Капитан!
Она развернулась в круглом кресле.
Зацепившись коленками, из входного люка свешивался Дьявало.
– Чего?
– Что прикажете на ужин?
Миниатюрному коку-альбиносу было семнадцать. Из-под спутанных белых волос торчали два косметохирургических рога. Он почесывал ухо кончиком хвоста.
Ридра пожала плечами:
– Все равно. Спроси у ребят из взвода.
– Да они что угодно слопают! Хоть жидкие органические отходы. Воображения – ноль. Может быть, жареного фазана под соусом демиглас или куропатку?
– Потянуло на дичь?
– Ну… – Он перестал держаться одним коленом и пнул стену, закачавшись вперед-назад. – Хочется чего-то птичьего.
– Если никто не возражает, давай тогда курицу в вине и картошку, запеченную с томатами «бычье сердце».
– Вот это дело!
– А на десерт, может, слоеные пирожные с клубникой?
Дьявало щелкнул пальцами и рванулся в люк. Ридра хмыкнула и снова повернулась к экрану.
– Курицу – в рислинге. К столу – майский пунш.
И мордочка с розовыми глазами исчезла.
Ридра только-только наткнулась на третий возможный случай синкопы, как кресло просело, а тетрадь бухнула в потолок. За ней последовала бы и сама Ридра, если бы не вцепилась в стол. Плечи от резкого толчка пронзила боль. Оболочка кресла порвалась, и по каюте разлетелся силикон.
Ридра обернулась: через люк ввалился Дьявало, попытался уцепиться за прозрачную стену и с треском приложился бедром.
Удар.
Она поскользнулась на влажной оболочке сдувшегося кресла. На экране интеркома заплясало лицо Капрала.
– Капитан!
– Какого черта!.. – рявкнула она.
Замигал датчик машинного отделения. Корабль опять дернулся в судороге.
– Дышать есть чем?
– Одну се… – На обрамленном черной бородой мясистом лице проступило неприятное выражение. – Да, воздух в норме. Там что-то в машинном отделении.
– Ну, если эти долбаные детишки…
Она переключилась на них.
Ответил Флоп, старший бригады обслуживания:
– Е-мое, капитан, что-то взорвалось!
– Что?
– Не знаю.
Лицо Флопа выглянуло из-за спины Капрала.
– Маневровые двигатели «А» и «Б» в порядке. «В» искрит, как салют в День независимости. А где мы вообще?
– Первый часовой перегон между Землей и Луной. Даже не прошли еще Звездоцентр-девять. Навигация?
Она снова щелкнула переключателем, и на экране возникло темное лицо Молльи.
– Wie geht’s? [6] – спросила Ридра.
Навигатор-один выдала их вероятностную кривую и прикинула координаты между двумя неопределенными логарифмическими спиралями.
6
Как дела? (нем.)