Вавилонские младенцы
Шрифт:
— Не говорите, что вы делаете это только ради денег…
Мари не закончила фразу, но Тороп прекрасно понял то, что не было сказано: «Это было бы так глупо, правда? Так вульгарно, так неинтересно».
Он стал мысленно прокручивать череду событий, которые привели их сюда, в Монреаль. Вереницу происшествий длиной в двадцать лет — у него не хватило бы ни времени, ни желания рассказывать обо всем этом. Но главное — Тороп это понимал — заключалось в другом: Мари хотела пролить свет на сумрак, в котором он прятался. «В чем ваша тайная страсть, господин Торп? — вот что она имела в виду. — Какая цель привела вас в пустынные горы, под автоматные очереди и проливной дождь? Что заставило
Он не мог ни отмолчаться, ни выкрутиться с помощью какой-нибудь уловки или грубой, обидной выходки. Он знал, что совершает еще большую глупость, но на этот раз полностью отдавал себе отчет в мотивах своего поступка.
— Я работаю на полковника, — произнес Тороп после короткой паузы.
Мари со вздохом пожала плечами:
— Значит, вы все-таки делаете это ради денег?
— Называйте, как вам угодно. Это моя работа, а полковник — мой наниматель. Правда, ему не из кого было выбирать, — добавил он с некоторым самодовольством.
Мари пристально смотрела на него. В ее взгляде читались смятение и досада.
— Впрочем, у меня тоже не было выбора, — сказал Тороп, как будто это могло служить оправданием.
В глазах Мари он ясно увидел, что она о нем думает.
На следующий день солнце жарило вовсю. Вскоре после полудня они все вместе отправились пообедать в кафе, расположенное чуть выше их дома, на углу улиц Сен-Дени и Сен-Жозеф.
Таверну держал дородный краснолицый добряк. Здесь подавали блюда итальянской и китайской кухни, а также имелись целый прилавок с бутербродами и холодильники, набитые бутылками с пивом и лимонадом.
Тороп съел двойной чизбургер, потом еще один, вместе с порцией картофеля фри, и выпил почти литр колы. Рядом с ним сидели Мари и Ребекка. Доуи сидел сзади, за другим столиком и молча ел. Из бара вышел водитель-дальнобойщик. Он залез в старый хромированный «петербильт», стоявший на пустыре возле какого-то строящегося здания.
Еще один парень в клетчатой рубашке и кепке «Найк» медленно потягивал пиво. Какой-то тип в чрезвычайно потертом костюме-двойке, рубашке неопределенного цвета и с огромным галстуком в стиле поп-арт жевал гамбургер за самым дальним столиком. Мужчина в оранжево-белом спортивном костюме устремился в сторону туалета. Оттуда как раз выходил байкер. Провожаемый притворно равнодушными взглядами нескольких присутствующих, он направился к своему ярко-красному «харлею» у соседней бензоколонки.
Из автоматического проигрывателя доносилась музыкальная композиция в стиле техно-кантри. Музыка, которую можно было выносить с большим трудом: основной диско-мотив перемежался сэмплами [81] из Хэнка Уильямса, Мерле Хаггарда, Джонни Кэша, Долли Партон. Было очевидно, что у современности тоже есть свои плохие стороны.
В этот момент к таверне подъехал пикап «додж-рэмчаржер».
Пикап бутылочного цвета был относительно новым, но запыленным. Можно было подумать, что его только что выкопали из песка. В салоне машины сидели двое мужчин. Сквозь тонированные стекла не удавалось разглядеть ничего, кроме очертаний двух крупных фигур в солнцезащитных очках.
81
Здесь: небольшой фрагмент известного музыкального произведения, вставленный с той или иной целью в другую музыкальную композицию.
Пикап медленно проехал мимо заправки у автобусной остановки Ультрамар и повернул на улицу Сен-Джозеф, прямо на
Тороп четко видел, что пассажир машины внимательно посмотрел в его направлении и почти сразу же схватился за какой-то маленький предмет, прикрепленный к его уху. Не нужно было проходить тяжелую школу войны, чтобы понять, в чем дело.
Люди Горского или его местной команды. Представители русской мафии. Чертовы наемные убийцы.
Двое мужчин в салоне «доджа» наверняка принадлежали к команде по обеспечению безопасности. Романенко вскользь упоминал о существовании такой бригады. Парни следили за ними двадцать четыре часа в сутки. Фиксировали самые незначительные поступки и жесты, а потом с точностью до минуты перечисляли их в отчетах. «Додж» был лишь верхушкой гигантского айсберга.
Фотографическая память Торопа, развившаяся благодаря советам Ари Москиевича, задействовала свои «химические реагенты», чтобы проявить изображение, «снятое» мозгом в магазине «Варшава». Тип, только что занявший кабинку туалета, а до того успевший повернуть голову в их сторону, присутствовал на групповом портрете покупателей: это был тот самый похожий на байкера парень, который взял большую бутылку пива в шкафу-холодильнике в глубине магазина. А мысленный образ другого мотоциклиста, минуту назад покинувшего ресторанчик и направившегося вниз по улице Сен-Дени к своему «чопперу», [82] только что впечатался в память Торопа.
82
От англ. chopper, мотоцикл с высоким рулем.
«В каком-то смысле, — подумал Тороп, — их присутствие выглядит почти обнадеживающим».
А вот что Торопу не нравилось, так это время, потребовавшееся Мари на поход в туалет. Если через пять минут она не появится в зале, он пойдет и выяснит, что происхо…
Ага. Мари толкнула дверь туалета, а следом за ней вышла Ребекка, на ходу потягивая диетическую колу через соломинку. Девушки смеялись.
Тороп смотрел на них с легким удивлением. Их можно было принять за двух бывших одноклассниц, если бы не разница в возрасте в восемь или десять лет.
Руководитель группы почувствовал себя совершенно никчемным. Похолодевшие, но покрытые потом руки. Так бывало каждый раз, когда только что пережитая смертельная угроза приводила к выбросу адреналина — леденящего кровь сигнала, распространявшегося по венам. «Додж», ребята Горского, логично вытекавший отсюда образ стволов, притаившихся в своих тайных убежищах подобно стальным змеям, готовым выскочить из логова. Эта навязчивая картинка упорно стояла перед мысленным взором Торопа. Она причудливо накладывалась на лучи послеполуденного солнца и смех двух молодых женщин, возвращавшихся в этом свете к столу и нисколько не переживавших по поводу осунувшейся физиономии своего босса.
Последующие дни текли в том же медленном ритме, пропитанные липкой жарой, характерной для начала августа. Доуи, Тороп и Ребекка по очереди ходили за продуктами. Мари коротала время в палисаднике, загорала и спала, когда не запиралась в своей комнате.
Насколько можно было судить, состояние ее здоровья стабилизировалось. Она почти не говорила. Половину имевшегося у нее времени девушка спала или занималась йогой под обжигающими лучами солнца. За три недели свойственный ей бледноватый оттенок кожи сменился похожим по цвету на мед. Тороп начал все сильнее заглядываться на нее. Он попытался привести себя в чувство, но это оказалось напрасной тратой сил.