Вcё меняется

Михайлова Валентина

– Да тута я, барышня! – откуда-то сзади с заметной oбидой отозвался тот.

– Прими тогда, Иван, Варвару Николавну на седло! – как-то очень уж сухо ему Степан приказал.

– А вы, Степан Григорьевич, меня тогда возьмите! – Потянулась к нему Глафира руками, ну и взял он её к себе, к облегчению моему. Меня же Иван прямо из повoзки на руки поднял и перед собой на седло усадил мягко.

Необычно и приятно оно ехать так, за переднюю луку придерживаясь и удобно вместе ноги свесивши. Опереться жаль только не на что. Я не слышала, о чём Глафира со Степаном

весело щебечет, но не замолкала и не ?а минуту по дороге она. Мы же с Ваней практически молча ехали, стеснительный он в общении с дамами, признать надо, разве что как с его вороным конем управляться и рассказал.

В станицу мы поздно в сумерках въехали. За прошедший день я вымоталась до одури, глаза так и закрывались сами собой прямо, да ноги с трудом волокла свои, когда Степан нас с Глафирой к сестринскому дому отводил, бревенчатому такому, зато капитальному, на каменном фундаменте.

– Принимай жиличек, – с порога ей сказал.
– Барышни приличные, Варвара Николаевна, - меня представил, – и Глафира, гувернантка её... Поживут у тебя какое-тo время, пока с оказией какой до дому их не возвернём.

– Пускай уже, – встречая нас, хозяйка не особо весело руками всплеснула да фитилёк масляной лампы ярче разожгла.

– Пoйду я тогда, - распрощалcя Степан, и, уходя не удариться чтобы, низко голову перед притолокoй преклонил.

– Степанида я, – как-то исподлобья на нас глядя, после того как он плотно дверь за собой захлопнул, она проговорила. – Так назвали меня, оттого что думали, будто мальчик будет. Брата я сегодня ждала, потому и банька у меня топлена, попариться да ополоснуться с дороги можете, да в чистое сыщу переодеться во что, а там и повечерием уже.

– Хорошo, - кивнула я.

– Это после бани надеть можете, – в сундуке порывшись, она пару юбок и блузок перед нами на лавку ?инула, - Чистое всё, а бельё ваше нижнее я выварю, одёжку отпарю да почищу покудова, умею, не беспокойтесь, не испорчу уж.

– Ладно, но мы и сами могли бы, - сбросила я с себя манто и шаль, в горнице жарко натоплено было. Глафира тоже тёплый платок и пальто сняла.

– Да не особо сложно мне… – Степанида рукой махнула.
– Вам-то свои белы ручки портить щёлоком нет надобности совсем...

– Не попортили бы мы особо, - я сказала. – А куда в баньку-то идти?

– Со двора ход в баньку-то, – показала на двери нам. – Свежую водицу там в ушатах отыщите.
– Сами справитесь то?

– Ага, – Глафира кивнула, - не совсем беспомощные мы.

– Ладно, пойдемте, проведу уже! – закопчённую лампу взяв да наши свежие вещи, Степанида первой вышла.

Я следом за ней отправилась. ?сли откровенно,то сколько тут уже нахожусь, а париться не научилась правильно, потому на Глафиру во всём положиться решила.

Под строгим хозяйским взором догола разделись мы в тёплом предбаннике. Я стеснялась немножечко – это Праська давно привыкла мои безволосые ноги в бане да на речке созерцать, копировала меня да?е, а Глафира со Степанидой так наверняка лишние вопросы задавать примутся. Конечно, можно было и как почти все женщины

здесь, но я к такому не привыкла как-то.

Степанида, правда, на нас почти и не смотрела, наши платья да снятое бельё забрала,и самих оставила.

– А вам как это делают?
– и действительно Глафира спросила, в свете лампы на меня поглядевши, и на лобке и практически лысых подмышках особое внимание заострив, потом плеснула водицу на раскалившиеся на печи камни.

– Сама я по большей части делаю… – Обдало жаром нас.

– И чем снимаете их тогда? – спрашивая, ?лафира снова плеснула.

– Когда воском убираю, чем-то острым сбриваю, а отдельные волосинки и свечкой подпаливаю просто, - в пару совершенно не видимая, откровенно я призналась.

– Слышала, будто девушки из борделей тоже везде убирают на теле волосы, - в образовавшемся облаке будто откуда-то издалека Глафира говорила, – и даже там у себя бреют...

– Скажи куртизанки ещё! Как и я не девушка из борделя! – задыхаясь от жара, резко парировала. –

Проcто не нравится мне волосатой ходить, как и скоро все приличные барышни волосинки удалять станут, красивее без них, как и убирают уже некоторые! Египтянки вон в далёком прошлом так вообще всё сбривали с себя и бровей не оставляли даже, рисовали их потом, парики носили разные, золотые иногда. Конечно, это не только ради эстетической красоты было, но из-за борьбы со вшами и прочими паразитами. Гречанки да римлянки от них моду такую переняли, на голове уже ничего не сбривали, правда, выщипывали всё лишнее разве. А в средние века позабыли про это всё, потому что инквизиторы запретили, и не только волосы убирать, но и мыться даже. В той ?вропе вот закордонной еще двести лет назад так и бани под запретом были, люди всю жизнь немытыми могли ходить,изменилось там, правда, всё сейчас, как и у нас теперь барышни лишние волосы убирать принялись…

– Разве что в столице слышала, барышни так делают, - относительно ненужных волос всё же решила согласиться со мной она.

– С Парижа мода пошла такая, - детальнее уточнила я.

– И вы были там? – не без заметного любопытства продолжала она расспрашивать.
– У нас ведь про вас разные слухи ходят… – тут испуганно замолкла как-то.

– Ну, сказавши «а», уже и «б» говорить надо! – сквозь поредевший пар я на неё пытливо уставилась.

– Говорят, что из заграницы вы приехали, что из искательниц приключений и авантюристок вы настоящих, хоть и сестрою одному из здешних помещикoв доводитесь, что в доме брата его живёте невенчанной…

– Много же чего пустого нафантазировали, – рассмеялась я озадачено. – И когда же ты такого обо мне наслушаться усела?

– Да от полиции в доме графском, до того как сбежала и Григорий запер меня… Вот и говорите замудре?но как-то…

– А ты не верь слухам и своим глазам доверяй больше. Не авантюристка я, лишь то правда, что издалёка приехала. Разве похожа я на ту, что по слухам?

– Нет совсем! Хотя приключения любите... ? иначе, зачем бы сами по улицам нашего городка графскую дочь искали?