Вcё меняется
Шрифт:
– Подумаю я, – посмотрел он на меня словно жадный поп на благотворителя.
– Ну чего тут думать, любимый мой? – мило улыбнувшись, я сложила ладошки молитвенно и просительные глазки ему cостроила.
– В одной из пустующих изб столы и лавки поставить можно, ну и буду я детишек учить…
– Хорошо, займитесь, - в конечном итоге согласился он.
– Выделю я средства на чернила, перья и учебники.
– А ещё вы только не решите, что больна я будто, - о совсем другом заговорила, осторожно размешивая кусочек сахара в фарфоровой чашечке серебряной ложечкой, чтобы
– Так сами, душа моя, Прокопу своему прикажите,и пусть отвезёт он вас, я никоим образом препятствовать не смею.
– Я и его взять с собой хочу, в качестве сопровождающего просто. Мало ли, волки опять объявятся или разбойники какие…
– Хорошо, съездите, Варвара Николаевна. С Игнатом съездите, а Прокоп пусть охраняет вас…
– Фома Фомич. Сами ведь мы сейчас… – относительно моей поездки кивнув понятливо, напоминающим тоном я проговорила.
Старого лакея, Семёна, в расчет не брала как-то. Ему в брачную ночь дай свечу у постели барина подержать – он и глазом не моргнёт!
– Хорошо, Варя, съездите, – снисходительно-виновато улыбнувшись, поправился мой супруг.
– Если развеяться желаете,то и вы со мной отправиться можете, просто по своему женскому вопросу я, - чуть пояснить всё же решила.
– И что же за вопрос такой женский?
– Давайте не стану я вам говорить, пока сама точно не убежусь, - разговор об этом заканчивая, здесь я мило улыбнулась ему.
– Ладно, езжайте сами, – взялся за салфетку Фома Фомич. – Только дотемна уж воротиться постарайтесь.
– А как же?
– склонила голову я, вслед за ним губы своей белоснежно-тряпочной салфеткой промакивая.
– До ночи обязательно вернусь!
Семён соседний с моим стул отодвинул. Фома Фомич ко мне руку протянул,из-за стола помогая встать. Приятно оно, когда заботятся о тебе. Конечно же, с этим и сама бы я с лёгкостью справилась, на радость феминисткам всех мастей всю мужскую галантность куда подальше пославши, а вот месяцев через семь возможно и реальная помощь будет нужна.
В коридор я вместе с Фомой Фомичом вышла. Остановилась у покоев своих. Мы по-прежнему по разным комнаткам с ним жили, не всё время друг с дружкой проводя, вечерами да за обедами встречались постоянно, еще когда приглашал он к себе меня. Это хорошо, чтo моя комнатка за мной осталась. Для мужа в жене какая-то загадка должна быть. Зачем ему видеть, как собираюсь я, как причёску делаю, про другое уже не говоря? А тесные коробки наших городских квартир – нивелируют волшебный образ женский, так считаю…
– Только потеплее оденьтесь в дорогу, милая, - с последним наставлением таким, Фома Фомич у дверей меня и оставил.
Если одеваться, то я не сама уже привыкла. Одной Праське с её растущим пузом помогать мне сложноватo покa, потому я себе ещё одну девушку взяла, Любой её звали,и сейчас собирать она меня принялась.
– Пойди, повели Игнату коней в коляску запрячь, – почти одетая уже, я Праське сказала.
– ?га, бегу, барыня, – она с почтением мне ответила.
– Да не беги
– Но Фома Фомич велят так… – состроила она обиженное личико.
– Вот при хозяине и называй! – наставила я её. – Ну иди уже. Ах да, постой! На кухню к Марфе Степановне зайди ещё, пусть продуктов для Прасковьи соберёт, да в пролётку отнесёт мою.
– Слушаюсь, Варвара Николаевна, – Выйдя в коридор, Праська плотно дверь за собой прикрыла.
– Закончила я, Варвара Николаевна, с вами, - так сказавши, моя новая девушка, Люба, манто на меня накинула и в сторонку отошла.
Самой мне только перчатки надеть и осталось. Вот попривыкну к такому с помощью чужих рук одеванию своему, и уже не отучусь никогда… Чулки даже не сумею сама натянуть потом.
Когда во двор вышла, Игнат на козликах уже сидел, лишь Прокоп вокруг своего жеребца ходил, что вздрагивал да в нетерпеливом ожидании по мёрзлой земле копытами бил. Прокопу и всей семье его, как и обещала я, с неделю уже как вольные грамоты выписала, отдала ему их даже,только пока не подавали они на освобождение своё, боясь, что на катoргу отправят главу семьи ихней, за то, что в своё время при Агапе состоял.
Прокoп в коляску усадил меня,
меховым покрывалом заботливо укутал.
– Поехали, Варвара Николаевна, – Игнат лошадей хлестнул. Прокоп же в седло забрался, ружьё за спиной поправил.
Куда взгляд не кинь, белым-бело повсюду. Зима стылая... Наш путь льдом покрыт... Не слишком-то и полюбливаю я пору эту, а как южанка, так в особенности. Хорошо, что по вчерашнему снегу дорога хоть как-то санями да телегами раскатана уже. Спокойно едем.
Где-то с час мы по мёрзлым кочкам тряслись уже, когда я впереди хутор Прасковьи разглядела. Всё время жалею, что механические часики в свой поход в тот парк не нацепила на руку, всегда знала бы время точное.
Ещё издалека на белесой ленте дороги нас приметив, Прасковья сама вышла и ворота распахнула.
– Здравствуйте, гости дорогие… – когда мы въезжали, как-то певуче произнесла.
– Здравствуй, Прасковья! – её поприветствовав, я раньше с коляски слезла, чем мне кто-то помочь успел.
– В избу проходите, - показывая руками, пригласила она нас.
– Идите сами вы к ней туда, Варвара Николаевна, а мы ужо тута побудем, - спешиваясь, Прокоп сказал.
– Тута подождём… Понимаю ведь я, что дела ваши бабьи у вас.
– И как ты с барышней-то разговариваешь! – прикрикнула Прасковья на него.
– Да пускай, разрешается ему, - рacсмеялась я. – И, кстати, не барышня я больше, а барыня, за Фомой Фомичом теперь замужем…
– Выходит, что взял барин вас в жёны-то! – на радостях руками она всплеснула.
– Довольна я за вас очень! Да проходите... Проходите в избу-то!
– Я вот по какому делу, Прасковья, – войдя в дом, вполголоса с ней заговорила. – Думаю, что беременная я…
– Какая вы? – не поняла она меня.