Вчерашний герой
Шрифт:
Эдвард, посол и следователь вошли в кабинет директора Третьяковской галереи, которого как обычно не было на месте. Пожилой человек постоянно был на больничном. Сам кабинет выглядел очень достойно: мраморные стены, высокий потолок и старинная люстра.
– Это просто ужасно, нельзя было везти «Вчерашнего героя» в эту страну. Я говорил об этом с директором Британского музея. Россия – это страна победившего криминала, – возмущался лорд Чаффни. – Простите за прямоту, но я до сих пор в шоке от случившегося.
– Спокойнее,
– Скорее всего, это происки противников британской монархии. Частные коллекционеры не возьмутся за такое. Им столь крепкий орешек не по зубам, – подключилась к разговору следователь Земцова. – Семейка ад-Дури, полагаю, тоже не причастна к этому. Хусейну ад-Дури, отцу Ибрагима, который погиб в Марселе в аварии с принцессой Камиллой, хоть и хочется отомстить Короне Англии за смерть сына, но он не пойдет на такое. Осмелюсь предположить, что к этому причастен Первез Ашраф, бизнесмен и политик из Пакистана. Он неоднократно говорил о том, что все плохое, что случилось с его страной, это дело рук британцев, и что он отомстит вчерашним оккупантам, да и связи с бандитами у него довольно обширные. Видать, он договорился с какой-то мелкой сошкой, у которой есть контакты с российским криминалитетом, чтобы кто-то похитил для него картину. – Доводы Земцовой были логичными. Слишком логичными.
– Мне кажется, вы правы. Если вам удастся собрать достаточно доказательств, то я сделаю со своей стороны все, чтобы Первеза объявили в международный розыск. – У лорда Чаффни для этого были все ресурсы.
– К сожалению, я вынужден не согласиться с тобой. По моему мнению, к этому все-таки причастны именно частные коллекционеры. Сто процентов – какому-нибудь авторитету захотелось похвастаться красивой побрякушкой перед себе подобными. – Эдвард попытался перевести подозрения. Хоть он и был на стороне Чаффни и Земцовой, он осознавал, что исход истории предопределен. Под удар должен был попасть кто угодно, кроме мистера Первеза.
– Эдвард Анатольевич, вы прямо сейчас втираете мне какую-то дичь, – усмехнулась Марина.
– Нет, я серьезно. Если Первез Ашраф действительно настолько влиятелен, то он не стал бы так сильно рисковать. Он же должен понимать, что все подозрения падут именно на него. На такое самоубийственное преступление может решиться только человек, который не догадается, что на поиски будет направлена вся милиция города. – Эдвард тщетно блефовал.
– В этих словах есть доля истины. Сегодня в Москве вероятность быть обворованным выше, чем в Сан-Паулу. – Посол считал Россию страной третьего мира.
– Эдвард, мне не нравятся твои слова. Юлий Дмитриевич говорил мне о том, что все МВД куплено, потому что на милицейские зарплаты прожить невозможно. Но неужели и ты продался? Кому?
Юлий Дмитриевич Скуратов, генеральный прокурор, был занозой в одном месте как у оборотней в погонах, так и у бандитов. Его честность и честность его сотрудников мешала большому количеству серьезных людей.
– Марина, я вынужден удалиться. Мне необходимо поподробнее изучить место преступления. – Эдвард на всякий случай ретировался.
Зал, где был выставлен «Вчерашний герой», выглядел, словно обезглавленный человек. Отсутствовал главный экспонат. Можно было только радоваться, что Джока Стюарта, автора выставленных в зале картин, не было в живых. Если бы он это увидел, то не пережил бы такое горе.
– Доложите обстановку, – приказным тоном сказал Эдвард.
– Товарищ майор, все камеры были выключены, а похитителям каким-то мистическим образом удалось пробраться мимо охраны, – отчитался главный судебный эксперт. – Я думаю, что похитители контактировали с начальником охраны. Все сделано слишком грамотно.
– Отставить, – сказал Эдвард и печально вздохнул. Ему не нравилось быть пешкой в руках пакистанского мафиози. – Начальник здесь ни при чем. Я более чем уверен, что это просто хорошо спланированное ограбление.
Эдварду было тошно оставлять нарушителей закона без заслуженного наказания, но такова жизнь. Если бы он это не сделал, то его бы убили, а расследование бы возглавил другой, более сговорчивый милиционер. Как это часто бывает в жизни, не убил ты – убили тебя.
В течение нескольких часов Эдвард изображал бурную деятельность. Делал отметки, расспрашивал сотрудников галереи, формировал отчеты и писал протоколы. После этого безмерно «веселого» занятия он направился домой. Эдвард чувствовал себя как выжатый лимон. Обманывание других людей было его самым нелюбимым занятием.
У подъезда своего дома он увидел Евгения Воронцова, докуривавшего сигарету.
– Откуда ты знаешь, где я живу?! – испугано спросил Эдвард.
– От верблюда, – съязвил нежданный гость и потушил сигарету об мусорку. – Угостишь своего лучшего друга чаем?
– Ты так говоришь, будто бы у меня есть выбор. Я понял, что ты хочешь. Пойдем. – Эдварду не хотелось прогонять Женю. Он чувствовал, что он не его враг.
– Ну и подъезд у тебя. Все поломано, на полу шприцы. Я удивлен. Все-таки фасад у дома красивый. – Евгения отталкивала нищета и разруха.
– Что есть. Эти квартиры выдавали советской творческой элите. Не все дети идут стопам родителей. – Эдварда печалила судьба детей бабушкиных подруг. – Я сам чего стою? – жалобно сказал майор милиции.
– Все с тобой нормально. Не надо заниматься самоедством. Это худшее, что может делать с собой человек. – Евгений умел ободрить.
Конец ознакомительного фрагмента.