Вдали от берегов
Шрифт:
Ставрос почувствовал, как его обдало холодным потом. Какой черт дернул его забраться в мотор и накликать такую беду на свою голову?! Руки его двигались лихорадочно, но точно и умело. И все же дело подвигалось не так быстро, как он рассчитывал.
— Сколько прошло? — глухо спросил он.
— Шесть…
— Не могу за десять минут, — прохрипел Ставрос. — Хоть убей, не могу…
— Убью! — спокойно сказал далматинец. — Кстати, мне вовсе не хочется везти тебя туда…
Ставрос распрямился и, выпятив грудь, хрипло выкрикнул:
— Ну и стреляй! Сказал
Наступило непродолжительное молчание.
— Даю тебе еще пять минут. Работай. И не теряй времени!
Ставрос припал к мотору. Вацлав посмотрел на часы — прошло восемь минут. Голова у него кружилась, желудок сводило судорогой. Определенно тошнит! Плохо дело! Неужели морская болезнь?
— Держи фонарь пониже! — крикнул ему Милутин. — Освещай только мотор.
Вацлав не понял.
— Мне нехорошо… — тихо промолвил он.
— Не думай об этом! — сказал далматинец. — Когда лодка тронется, все пройдет! А пока держи фонарь пониже!
Вацлав догадался, чего от него требуют, и опустил фонарь. Теперь ему были видны только руки Ставроса, работавшие с быстротой и точностью машины. Он подключил свечи, но все еще что-то подвинчивал. Мотор уже можно было запускать, но зачем напрасно уступать отпущенные минуты? По лицу у него струился пот. На самом кончике носа нависла мутная капля, но он не чувствовал ее.
Вацлав тяжело дышал. Его мутило от вида этой капли. Отчего Ставрос не смахнет ее?.. Хотя бы одну только эту каплю… только ее!..
— Пятнадцать минут! — громко и отчетливо сказал далматинец.
— Готово! — прохрипел Ставрос.
— Заводи!
Мотор сразу завелся. Ставрос в изнеможении прислонился к борту.
— Если еще раз заглохнет — прощайся с жизнью! — мрачно предупредил далматинец.
— Надо поставить на место кожух! — слабым голосом пробормотал Ставрос.
— Ладно, но смотри!..
Лодка уходила все дальше и дальше в открытое море. Ветра не было, но волнение усилилось. Далматинец знал, что это мертвая зыбь. Буря пронеслась где-то вдалеке; утихли ветры, расплылась пена, но взбудораженное, рассерженное море все еще не могло успокоиться.
Лодка то высоко вздымалась, то проваливалась меж волн, и тогда Вацлав стискивал побелевшие губы. Прямо по ходу лодки по-прежнему мигал сильный созопольский маяк, а за кормой оставалась даль Бургасского залива — сплошное море мрака, в котором мерцали лишь редкие огоньки деревень.
Где-то далеко на севере красиво светилось, словно собранное в горсть, созвездие огней Несебра. Анхиало обозначилось роскошной светящейся гирляндой, которая растянулась на километры вдоль низкого берега и удваивалась своим отражением в море. В самой глубине залива, под нависшим желтоватым небом, дрожали мириады огоньков Бургаса. С правой стороны вздымались ввысь невидимые берега, и огни на них висели, как звезды, между небом и землей. «Какие чудесные, прекрасные берега! — думал студент. — Прекрасные берега с теплыми, мягкими пляжами, с прозрачными заливами, устланными зеленоватым и золотистым песком, — древние берега, вдоль которых странствовали
В эти минуты он прощался и с берегами, и с заливами, и с огоньками, и с маяками — со всем, что зовется родиной.
Отныне и впредь родина останется только в его сердце.
На подходе к Созополю Милутин, чтобы оказаться на месте точно в условленное время, приказал сбавить скорость. К тому же резкий шум мотора мог привлечь внимание пограничных застав.
Очертания острова все еще расплывались во мраке, но давно уже ярко блистал стоящий на самом высоком месте маяк.
Сотни раз видели они этот остров. С берега он казался маленьким, голым и пустынным клочком земли, преградившим доступ в Созопольский залив. Трудно было бы найти более удачное место для явки, чем этот безлюдный и заброшенный остров. На нем не было ни полицейского, ни военного поста, а смотритель маяка не имел привычки в такое позднее время бродить по берегу.
Беглецы продвигались без шума и огней, и поэтому даже вблизи гавани лишь какая-нибудь случайность могла выдать их. Гораздо больше рисковали те, кому предстояло пересечь залив и обогнуть остров, чтобы присоединиться к товарищам.
В гавани и заливе круглые сутки не прекращалось движение судов. На любом из пограничных постов могла вызвать подозрение неизвестная лодка, вышедшая в море в самое неподходящее время как для прогулки, так и для рыбной ловли. Даже поверхностная проверка все бы сразу обнаружила. Для чего, к примеру, нужны такие запасы продовольствия, воды и тем более бензина? Зачем вообще бензин на обыкновенной весельной лодке?
А уж если они попались, то несдобровать и притаившейся за темным хребтом острова моторке.
Конечно, перед отъездом из Созополя был детально обсужден план — как придать лодке наиболее безобидный вид. Необходимые припасы в нее погрузили еще днем. Предполагалось нарочно на виду у всех выйти из казино с бутылками вина, с гитарами. Все будут веселыми, шумными и, пошатываясь, направятся к лодке, будто задумали прокатиться. Подобные прогулки пьяные компании устраивали чуть не каждый день. Кто мог заподозрить их?. Никто! Из всей группы самым уязвимым для властей мог бы показаться книготорговец, но он был из местных жителей. Остальные числились в полиции курортниками и вели себя, как подобает курортникам. На худой конец, придется сделать все возможное, чтобы замести следы и успеть сбросить в море хотя бы бензин.
В десять минут двенадцатого моторка тихо подошла к восточному берегу острова. Было совсем темно, и лишь лучи маяка время от времени освещали белый нос лодки, били в глаза и заставляли путников вздрагивать и щуриться. Но луч быстро отбегал в сторону, скользя по гребням мертвой зыби, и вскоре снова ослеплял своей вспышкой. Теперь уже их легче было увидеть, нежели услышать.
— Прибавь скорость! — сказал Милутин.
Лодка рванулась вперед, и вскоре они смогли уже различить берег острова, поднимающийся смутной тенью над морем. Осталось немного, совсем немного!