Вдали от солнца
Шрифт:
"Попытка прорыва через охраняемый периметр, что называется, в лоб, привела бы к гарантированному самоубийству.
– Снисходительно подумал сержант.
– Здесь нужно действовать тоньше, хитрее, предварительно усыпив бдительность персонала замка. В таком случае, шансы на успех значительно возрастают".
Подобные мысли не предназначались для демона, Ладвиг считал, что напарник не сможет это понять, и немало удивился, ощутив интерес с его стороны. Сержант догадался, что словесная форма выражения мыслей непривычна для нечеловеческого сознания и повторил всё, о чём думал, используя только зрительные образы. Ладвиг попытался объяснить напарнику, что охрана слишком сильна, и для успешного
Получилось хуже, чем рассчитывал сержант, объяснение вышло немного путаным и не слишком доходчивым. Тем не менее, демон принял к сведению всё, что сообщил человек, но никак не мог уяснить понятие "осторожность". Он прекрасно осознавал, что атака на превосходящие численностью силы противника гибельна, но относился к этому совершенно спокойно. Смыслом его существования была битва, исход которой не представлял особого интереса, гораздо сильнее демона угнетало вынужденное бездействие.
Убеждения напарника не понравились Ладвигу, и он потратил много времени на то, чтобы подыскать образы, с помощью которых можно объяснить понятие "осторожность". Вспомнив всё, что слышал о демонах, сержант решил использовать факт нелюбви сатанинских тварей к солнечному свету. Причём сделать это нужно было аккуратно, чтобы не вызвать неприятия со стороны напарника. Демон долго осмысливал информацию, с трудом проводя параллели между живыми существами и стихийной силой, бороться с которой не представлялось возможным.
Ладвигу пришлось рассказать ему, что людям свойственно ценить свою жизнь и не разменивать её на чужую при любой стычке с противником. Втолковать это напарнику было сложнее всего, поскольку на его личной шкале ценностей никакой разметки не предполагалось. Он вообще не умел проводить сравнение между различными ситуациями, предпочитая не задумываться о возможных вариантах. Общаясь с человеком, демон впервые получил такую возможность, и это сразу же отразилось на его мыслительных способностях. Ладвиг начал легче понимать напарника, который постепенно научился формулировать мысль в виде конкретного вопроса. Для этого всё ещё требовалась передать несколько последовательных зрительных образов, но на их осмысление и подготовку ответа теперь уходило меньше времени.
Сознания человека и демона соприкоснулись теснее, и между ним возникла взаимопроникающая связь, которая иногда встречается у хороших друзей, способных понимать друг друга с полуслова. С этого момента между напарниками установился настоящий мысленный диалог, где тщательно подобранные зрительные образы заменяли собой отдельные слова и целые фразы.
В тот день Ладвиг не покидал свою камеру. Кто-то из надзирателей принёс обед и большой кувшин с водой, после чего, ни говоря, ни слова вышел. Пытаясь встать с кровати, сержант не смог сдержать стон. Напарник забеспокоился и предложил свою помощь. Выглядело это как мысленная картинка, где один человек бережно поддерживает другого и не даёт ему упасть. Ладвиг согласился, и в то же мгновение мучительная боль стала стихать.
* * *
"Странно, - подумал егермайстер, - мне показалось, или я действительно это слышал?".
Он сделал пару шагов вперёд, и рядом с ним снова раздалось лёгкое постукивание о деревянную стенку ящика. Манфред протянул руку, пробуя наощупь определить, какие цифры, выжжены на поверхности ящика. Пальцы обнаружили единицу, а рядом с ней четвёрку.
"Не может быть! Это же то самый демон, которого я прочил в напарники Ладвигу! Кого же тогда они перевезли в замок?".
Егермайстер почти бегом покинул зверинец и первым делом
Когда Манфред узнал, что Дугальда в Озёрный замок направил сам граф Фридхелм, он вздохнул с облегчением. Граф умел находить нужных людей, которым не страшно было поручить то, чего не могли сделать или отказывались выполнять другие. При первом знакомстве, егермайстер с интересом разглядывал Дугальда, оказавшегося мрачным неразговорчивым типом, по самые глаза заросшим густой чёрной бородой. Он без раздумий согласился исполнять обязанности смотрителя и даже изъявил желание поселиться в той же самой башне, этажом выше своих подопечных. Манфред заметил, что находиться рядом с демонами сутки напролёт необязательно, и был просто обескуражен, когда услышал ответ.
– Мне бы подальше от людей, - сказал Дугальд.
– Я привык всегда быть один. А демоны - не помеха.
– Вам приходилось когда-нибудь с ними сталкиваться?
– Спросил егермайстер.
– Несколько раз видел живых, чаще мёртвых. Ничего интересного.
Манфред не стал спрашивать, где это происходило. Учитывая, что протекцию новому смотрителю оказал граф Фридхелм, можно было догадаться, что речь шла о герцогском дворце. Со своими обязанностями Дугальд справлялся превосходно, и всё шло замечательно, если бы не одна его причуда. В своём стремлении к одиночеству, он не знал никакой меры и, порой доходил до крайней степени. Выражалось это в том, что Дугальд запирался на верхнем этаже башни и не показывался никому на глаза в течение нескольких дней. Выманить его оттуда удавалось только с помощью письменного приказа егермайстера.
Спотыкаясь на плохо освещённой лестнице, Манфред поднялся наверх и постучал в дверь жилища Дугальда. Он не рассчитывал, что смотритель сразу же откроет, поэтому кулаков жалеть не стал.
– Дугальд, открывай! Есть срочное дело! Открывай, немедленно! Дугальд!
За то время, пока егермайстер колотил в дверь, в башню заглянули, как минимум три человека, привлечённые стуком и криками руководителя проекта "Напарник". Смотритель зверинца отозвался только после того, как к нему стали взывать сразу несколько голосов. Дверь приотворилась ровно настолько, чтобы сквозь щель между ней и косяком можно было просунуть ладонь.
– Сейчас не до новых писем, Дугальд, - начиная терять терпение, сказал Манфред.
– Ты отправил в замок не того демона.
– Неправда.
– Еле слышно произнёс смотритель.
– Всё сделано согласно вашему приказу.
– Тогда заканчивай свои дурацкие игры и покажи мой приказ!
За дверью послышалась какая-то возня, потом сквозь щель показался листок бумаги. Егермайстер попросил, чтобы принесли факел, развернул сложенный пополам лист и первое, на что обратил внимание, была клякса, посаженная на том самом месте, где до этого стояла цифра "один". Справедливости ради, следовало отметить, что помарок в документе оказалось несколько, а если быть предельно точным, то целых шесть. Егермайстер составлял приказ второпях, поэтому не особенно следил за красотой почерка и не потрудился присыпать песком текст, чтобы чернила быстрее высохли.