Вдохновенные искатели
Шрифт:
Второй год изысканий приближался к концу. Далеко позади остались первые опыты, блуждания от догадки к догадке. Померкла память о нише-пещере вблизи границы, в районе, богатом «природными данными» – поголовной пендинкой и необычайным обилием москитов. Теперь супруги ютились у самого Мургаба в совхозе. Вначале их поселили в пустой школе, а когда каникулы миновали, экспедиции предложили заброшенный барак.
Невзгод и лишений тут было не меньше, чем в прочих местах. Удивительно, до чего Латышев легко их сносил. Ни жажда, ни долгие ночи, которые он проводил без сна, не влияли на его самочувствие. Без аффектации и жалоб он вымоет полы, встанет за
Второе лето подходило к концу, когда Латышев однажды обратился к жене:
– Вам придется, Александра Петровна, выслушать меня. Будьте внимательны, мне хочется узнать ваше мнение. Мы нашли, что песчанка болеет пендинкой, нашли также паразита у москита. Как вы полагаете, кто кого заражает: песчанка москита или наоборот?
– Вы хотите сказать, – переспросила жена, – кого из них считать резервуаром?
– Хотя бы и так.
Вопрос показался ей праздным.
– Конечно, песчанку. Насекомые к зиме погибают, а заразное начало сохраняется в зверьках.
– Подумайте еще раз, – сказал он, насупясь, – не спешите с ответом. Вы забыли, что у переболевшей песчанки, вероятно, наступает иммунитет. Ни заразить ее вторично, ни от нее заразиться уже невозможно. Со временем переболеет вся масса зверьков, и болезнь пойдет на снижение.
Она действительно поторопилась, поспешила, что и говорить. Резервуаром, конечно, служит сам переносчик.
– Какие у вас доказательства, – не сдавался суровый наставник, – считать насекомых резервуаром? Мы недавно собрали яйца москитов в норах и вывели пятьсот насекомых. Ни в одном мы не нашли возбудителя болезни. Все они были невинны от рождения. Чтоб заразить человека, им надобно раньше самим заразиться.
Он в этом убедился на опыте. Партия москитов, выведенная в лаборатории, была пущена на больную песчанку. Затем в течение семи суток он их холил и берег. Время было холодное, и капризные переносчики изводили его. Он кормил их своей кровью, согревал своим телом, делал все, чтобы их сохранить. При вскрытии у москитов был обнаружен возбудитель болезни. Только из организма зверька они могли его получить.
– Что же вы мне посоветуете, Александра Петровна? С чего прикажете теперь начинать? Надо решить, кто кого заражает.
Исследователь не стал домогаться ответа. Зимой экспедиция вернулась в столицу, и здесь Латышев понял, что ему делать и с чего начинать.
Он принялся ставить опыты: заражать пендинской язвой песчанок, привезенных с собой, вызывать у них болезнь и вновь заражать после выздоровления. Надо было ожидать, что зверьки, перенесшие пендинку, устоят против новой заразы. Организм животного поведет себя так же, как организм человека. Случилось иначе: животные болели дважды и трижды, у них не развивался иммунитет. Они оказались способными болеть и заражаться всю жизнь. Александра Петровна была, несомненно, права, когда утверждала, что зверек служит резервуаром – неиссякаемым источником заразы.
«Если москиты, – подумал Латышев, – черпают заразное начало из организма зверька и передают его здоровым песчанкам, то заболевания в норе должны начинаться задолго до того, как возникает эпидемия. Ничто не может помешать кровососу и его потомству круглый год поражать хозяев и сообитателей».
Латышев едет ранней весной, в пору мартовских ливней, в пустыню. В воздухе нет еще москитов – предвестников грядущих бед. Исследователь приступает к отстрелу песчанок и строгой
Да, он не ошибся, именно в норе поддерживается источник страдания: молодые москиты поглощают возбудителя из крови песчанки, чтоб передать его потомству зверька. Эта черная работа распределена между москитом кавказским, поддерживающим болезнь у грызунов, и папатачи – у человека.
В связи с этим Латышев решил внести ясность в латинскую лексику и отказаться от термина «антропофильный» – «человеколюбивый», несправедливо присвоенного кровососу папатачи.
– Согласитесь, Александра Петровна, – настаивал сторонник порядка в языке, – не о любви к человеку тут может быть речь, а о влечении к его кровле и дому. Он «стегофильный» – домолюбивый, сказал бы я.
Николай Иванович Латышев – паразитолог чистейшей воды, достойная ветвь когорты, осушавшей малярийные болота в Южной Италии, гнезда желтой лихорадки на перешейке Панамы, действовавшей всюду, где приходилось вырывать с корнем зло. Духовным отцом его, вдохновителем и другом был Павловский.
Вот почему, завершив свое открытие, он не поспешил за признанием и славой, а засучив рукава продолжал свое дело. Вечерами, после тягостного и трудного дня, супруги зажигали импровизированные лампы невиданной конструкции – с резервуаром из ружейного патрона, с пробиркой без дна вместо стекла, с горелкой из металлической сетки – и принимались катать ватные шарики. Они складывали их в посуду, обливали хлорпикрином и утром уносили этот груз к норам. Александра Петровна вводила шарик в убежище, а Николай Иванович наглухо заделывал нору. Никто из обитателей не выживал там: ни зверек, ни его сотрапезники.
Двадцать пять тысяч нор затравили супруги. Спустя год были затравлены еще пятьсот тысяч – и в районе исчезла пендинка. Не стало резервуара, питающего переносчика заразы, исчезли москиты – и прекратилась болезнь среди людей.
Вдохновенными бывают также искательницы
– Остался неясным еще один вопрос, – сказала Александра Петровна мужу. – Я хотела бы им заняться одна.
Он вопросительно взглянул на нее.
– Надо решить, – продолжала она, – каким путем возбудитель переходит от москита к человеку, какова механика его передачи из одного организма в другой. Я попробую на это ответить.
Он и сам уже над этим думал, но все почему-то не решался начинать. Важно, конечно, знать пути перехода заразного начала, но никому из исследователей не удалось это определить. Никто не сумел доказать, что именно укусом внедряется зараза. До каких только ухищрений не доходили ученые! Они давали зараженному москиту пить из пробирки стерильную кровь. В угоду его привычкам, посуду накрывали пленкой, подобной человеческой коже. Содержимое пробирки после кровососания исследовалось, и в нем находили возбудителя пендинской язвы. Лишь из горла москита мог он туда угодить, впрыснутый, видимо, при кровососании. Это все, что удалось установить, как ни бились знаменитые институты, искуснейшие тропикологи. Механика заражения оставалась неясной.