Вдохновленный жизнью
Шрифт:
Еще меня удивило, что я прекрасно понял, иностранную речь. Я уверен, что это был итальянский. Но откуда я могу знать этот язык? И какие еще языки я знаю…
Вспоминая лицо той девочки, что видел сегодня, я испытываю какое-то странное чувство, похожее на «дежа вю». Кажется, я уже видел кого-то похожего на нее. Мы гуляли с ней в каком-то старом городе. Она смеялась, ела мороженое, качалась на качелях. Так продолжалось долгое время, девочка стала похожа на грустного клоуна, и стала постоянно лежать в постели. Я помню, как зашел в темную комнату, куда не проникали
7
Я решил вернуться в отель и принять прохладную ванну. Я пошел не тем путем, которым ходил обычно, и забрел на незнакомую мне улицу. Дома на той улице были гораздо менее красивыми, а люди были не так хорошо одеты, как в тех местах Парижа, где я уже успел побывать.
Мною не сразу была замечена странная женщина в старой одежде и с самыми черными волосами, какие я только видел. Она подошла к прохожему и о чем-то его попросила. Тот даже не посмотрел на нее, он, не глядя на нее, что-то ответил ей и пошел дальше.
Почему он не помог этой бедной женщине? Возможно, у нее беда!
– У вас что-то случилось? Могу я помочь?– спросил я у нее.
Ее лицо сделалось жалостливым:
– Надеюсь, что можете. Видите ли, мой сынок очень болен. Мне нужны деньги на его лечение. Я и так тружусь на двух работах, но денег все равно не хватает. Подайте, сколько сможете, а я погадаю вам на руке.
Я не знал что означает "погадать".
– А что это значит – погадать?
– Дайте мне свою руку.
Я протянул женщине ладонь, и цыганка стала всматриваться в нее. Лицо женщины менялось, становилось то сосредоточенным, то спокойным. Она начала говорить, когда ее лицо выразило смесь недоумения и, даже, страха.
– Впервые вижу такое! У тебя будто началась вторая жизнь. И она началась совсем недавно. Твоя душа такая… молодая. Будто ты только что родился.
Эта женщина не знала, насколько она была права. Цыганка резко одернула свою руку, ее лицо все еще выражало недоумение. Гадалка уже собралась уходить, но я достал из кармана почти все деньги, что были у меня с собой, и протянул их женщине:
– Вот, возьмите. Надеюсь, ваш сын поправится.
Женщина слегка удивилась, затем выхватила у меня деньги, спрятала их в карман своей длинной юбки и быстро удалилась.
Должно быть, она рада, что теперь сможет вылечить сына, подумал я.
8
В тот день я вновь встретил Мари. Я вернулся с вечерней прогулки и увидел, как она пытается достать чистящее средство с верхней полки чулана, придерживая ногой дверь, чтобы та не захлопнулась.
– Давайте, я подержу дверь,– предложил я.
– Спасибо, месье Манчини,– девушка потянулась
– Так вы не достанете,– рассудил я и подошел поближе, чтобы помочь девушке.
– Стойте!
Дверь громко захлопнулась за мной, и мы с Мари остались в чулане в полной темноте. Девушка со всей силы заколотила кулаком по двери.
– Эй! Кто-нибудь!.. Ладно, мы пробудем здесь недолго – Жан-Поль знает, что я должна была делать уборку, и скоро найдет нас,– она говорила так, будто успокаивала саму себя. Я сделал шаг назад и споткнулся о железное ведро, которое задело коробку, и она, в свою очередь, на что-то упала. Грохот стоял невероятный!
– Это была старая хрустальная ваза. Она стояла в номере "люкс", но от нее откололся кусочек, поэтому она хранится здесь. Вернее, хранилась.
– Простите. Я не специально.
– Да ничего страшного,– вздохнула Мари.– Зато вы разрядили обстановку.
Я услышал, что Мари села на что-то. Кажется, нужно что-нибудь сказать, но что? К счастью, девушка заговорила первая:
– Как ваш нос? Жить будете?
Я пытался понять, как мой нос может быть связан с тем, буду жить я или нет.
– Нос уже не болит. Надеюсь, что жить буду, но если он заболит снова, то тогда уже не уверен в этом.
Мари засмеялась. Я впервые услышал, как она смеется. Это был очень приятный смех. Мне хотелось слушать его снова и снова:
– В Париже всегда так жарко летом?
– Не всегда, месье…
– Зовите меня по имени, Сперо.
Повисла пауза.
– Сперо? У ваших родителей, должно быть хорошее воображение,– девушка усмехнулась.
– У меня нет родителей,– я осекся, не стоило этого говорить.– Я хотел сказать, что никогда их не видел.
– Понимаю,– в голосе Мари прозвучала нотка грусти,– мои родители разбились на машине пятнадцать лет назад… Ой, извините, месье Манчини, не стоит вам слушать о моих проблемах.
– Ничего, можете рассказывать, если хотите. И называйте меня Сперо.
– Хорошо, Сперо.
Девушка не стала развивать тему насчет своих родителей, и мы просто молчали. А жаль, у Мари был приятный голос. Я спросил:
– Простите, что спрашиваю… Я заметил шрам на вашей щеке. Откуда он?
– Знаете, Сперо, боюсь, это не ваше дело,– ответила она резко. Обычному человеку на моем месте было бы неприятно, что ему так резко ответили, но мне нет, ведь меня и человеком-то назвать можно было с натяжкой.
Мари заговорила более спокойным голосом:
– Простите меня, не надо было мне так грубо отвечать. Этот шрам… он… урок из прошлого.
Естественно, я не понял, что девушка имела ввиду.
– Расскажите, как прошел ваш день?– спросила девушка. Я не знал, что хуже – молчать, или говорить о неинтересных вещах? Но с Мари я был готов разговаривать о чем угодно.
– Это был чудесный день: я гулял по Елисейским полям, и помог одной женщине спасти ее ребенка от ужасной болезни.
Мари удивилась: