Вдова живого мужа
Шрифт:
Он улыбнулся, вспомнив, как ночевал с нею в заброшенной конюшне, и как поначалу девчонка рядом с ним даже спать не хотела — уходила в другой угол. Она долго помнила погибшую Олесю, и не столько потому, что та была невестой Яна, сколько называя её единственной подругой своей с ангельским характером, какого ей самой никогда не иметь!
Ночью Светка-таки переползла из своего угла к нему поближе. Не то чтобы совсем под бок, а притащила с собой клок прелой соломы и устроила себе гнездо, будто птичка какая.
На сонный вопрос Яна: "Что случилось?" она ответила прерывающимся шепотом:
— Там
Ян посмеивался над нею дня три: домовой — и в конюшне! Наверняка это были обычные мыши.
А насчет нехитрых фокусов, так Яну особо напрягаться и не пришлось. В одной деревне он "показал" солдатке, много месяцев не получавшей известий от своего мужа, что пропавший лежит в какой-то сельской больнице с сильной контузией. И командование не знает о том по причине отсутствия у раненого каких-либо документов, которых он не брал с собою, будучи отправлен в разведку.
Солдатка на радостях, что муж жив, снабдила их недельным запасом продуктов.
Неизвестно каким образом, но слух о парнишке-лекаре опередил их со Светкой, так что в соседней деревне странствующих юношу с девушкой ждал десяток баб со своими бедами: то головная боль, то несварение желудка, то пропавшие без вести сын или муж… И хотя Ян смог помочь не всем, не всем подал надежду, заплечные их мешки существенно пополнились…
Почему-то прежде он не придавал своим былым опытам особого значения: разве умение смотреть вдаль можно сравнить с умением лечить тело? А сейчас он подумал, что иногда лечение души дает несравнимо больший результат, чем лечение этого самого неразумного тела. Только вот здорова ли душа у него самого? А если здорова, то достаточно ли сильна?
Внезапно он вспомнил Черного Пашу, и стыд облил его с макушки до пят! Строит из себя героя, а до сих пор панически боится обычного бандита. Подумал и поправился: необычного!
Если ему самому удастся избавиться от страха, он сможет научить этому других. Наверняка общество будущего — это сообщество людей, свободных именно от страха! Вот над чем стоит работать и для чего нужно жить.
Он заснул с легким сердцем человека, бесповоротно принявшего решение.
Проснулся Ян от монотонного пения и, ещё не открывая глаз, понял: случилось нечто, из обычного ряда событий выбивающееся. Общежитские исполняли "Песнь каменного топора", ненормальное детище Поэта. Студенты исполняли её охотно, потому что слова было знать необязательно. Текст "Песни" постоянно менялся в соответствии с происходившими событиями, Поэт солировал, а остальные должны были подхватывать лишь припев: "Хой-йохо-йох-хохо".
Итак, Поэт в длинных черных трусах, в валенках на босу ногу и толстом свитере, надетом на голое тело, грузинским манером ходил на цыпочках вокруг стола и пел:
Я — каменный топор, хой-йохо, йох-хохоВеду разговор…После каждой строчки следовал припев, который студенты пели, сидя на кроватях с поджатыми под себя ногами, и дружно раскачивались в разные стороны.
Поэт написал "Песнь" рано утром, и, так как выучить текст наизусть не успел, то, прохаживаясь вокруг
Надо сказать, что "Песнь" часто прибегала к аллегориям — главный участник события представал в ней каким-нибудь экзотическим животным.
— Интересно, в прошлый раз Скальпеля хоть слоном обозвал! — возмутился до того глупо улыбавшийся Знахарь. — Как ни говори, животное благородное… А меня-то за что?
— Ни за что! — беспечно пожал плечами Поэт. — Просто "слон" рифмовалось с "он", а "он" был тот, кто не сдал зачет по педиатрии.
— Ушам своим не верю! — подскочил на кровати Ян — с него в момент слетели остатки сна. — Знахарь, ты решил жениться? Не секрет — на ком?
— На Зое, конечно — кого ещё он столько дней пожирал глазами, — вмешался Суслик. — Ходил-ходил, пряники Виринеи пожирал, но уже ртом, а чем отблагодарил?
— Чего это я должен её благодарить? — удивился Знахарь. — Разве она Зайке мать?
— Слыхал, Зайкой её называет! Что ж она, для тебя девушку прикармливала? Небось, все профессора женить мечтает!
— "В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань"! — важно произнес Поэт.
— Когда нужно сказать умную вещь, ты цитируешь классиков, а для какой-нибудь ерунды, вроде "йох-хо-хо", пачкаешь бумагу лично! — Суслик, как всегда, "раздал всем сестрам по серьгам".
— Погодите! — Ян завернулся в одеяло, потому что в комнате общежития было лишь немногим теплее, чем на улице. — Ты же сам говорил, что в деревню она не поедет!
— Зайка сказала: если не мы, то кто?
— Ах, какая девушка! — зацокал языком Поэт.
Ян посмотрел на сияющего Знахаря и в который раз подумал, как плохо он разбирается в людях! Всех девушек, за небольшим исключением, он считал глупыми от природы. По его понятиям, они были чересчур эмоциональны: без причины хохотали, без горя плакали, требовали к себе какого-то особого отношения…
Любили они, конечно, парней статных и красивых, каковым Знахаря, при самом добром отношении к нему, никак нельзя было назвать! Нос картошкой, подстриженные под горшок соломенные волосы. Правда, у него обаятельная белозубая улыбка, доброе сердце и хороший характер, но это могло бы привлечь к нему внимание какой-нибудь дурнушки. О Зое-то такого не скажешь!
— Рад я за тебя, Петька, честное слово! — хлопнул друга по плечу Ян. — Думаю, и ребята рады: нашли друг друга два хороших человека. Дай вам Бог счастья!
Знахарь от чувств даже прослезился.
— Спасибо, Янко! Вы не представляете, братцы, как я счастлив!
— Дела-а, — протянул Поэт, неловко сгребая со стола тетрадь. — Монах молчит-молчит, а потом как заговорит… После него и поэзии сказать нечего!
— А когда вы поженитесь?
— Завтра и распишемся. Будем жить пока в Марьиной роще. С бабкой, у которой Зоя комнатку снимает, мы уже договорились. Добираться, конечно, далековато, но ничего, мы — люди молодые…