Вдова живого мужа
Шрифт:
Поняв, что спорить с безумцем бесполезно, Алимгафар неуловимым движением спрятал алмаз в потайном кармане: уроки, которые когда-то походя давали ему некоторые фокусники, не прошли даром. От удивления у Аполлона расширились глаза: этот парень далеко пойдет, и может, зря он никогда прежде не хотел с ним разговаривать?
— Хорошо, — наклонил голову посвященный первой ступени, — я передам твою просьбу тому, кому нужно. Приготовься ждать. Возможно, пройдет не один день, но ответ ты получишь обязательно!
Аполлон порадовался: у него появилась надежда.
Он всегда был человеком прямолинейным, в хитростях неизощренным, оттого так трудно и пришлось ему в Аралхамаде. Бывших товарищей Аполлон сразу "раскусил": предатели, слабые духом людишки, христопродавцы! О том, что они могут притворяться для той же цели, он не думал, ибо сам этого не умел. А уж о том, что выйти на свободу можно, ещё и попытавшись с собою что-нибудь прихватить, он даже не помышлял. Потому и не шел ни с кем на компромиссы. Они говорят: человек человеку — волк? Что ж, Аполлон и будет волком, для того чтобы выйти отсюда, он станет рвать их клыками, резать как ягнят — пусть не становятся у него на пути!
Он не догадывался, что и Батя все эти пять лет не стоял на месте, но, в отличие от непримиримого Аполлона, главным орудием в столь сложном деле почитал хитрость, изворотливость, притворство. А думать о сокровищах, находящихся так близко от него, не переставал ни на один день. Более того, старый разбойник имел кое-что в своем тайничке: курочка по зернышку клюет!
С годами решимости пойти на солнцепоклонников приступом у него сильно поубавилось: теперь-то он знал, как труднодоступны их сокровища. О том, чтобы без верховного мага войти в храм, где сектанты молились драгоценной скульптуре своего Бога, нечего было и надеяться! Неизвестно, на какой камень, не дай Бог, наступишь, из какого угла может прилететь твоя смерть!
В своих первоначальных планах он было подумывал: не принять ли самому — для пользы дела! — чужую веру, не притвориться ли озаренным высшим светом? Но потом понял, в его возрасте это покажется просто подозрительным. Иное дело — Алька. Конечно, поначалу малец боялся: как да что? Мол, сможет ли он притворяться так, чтобы не догадались. Ведь если солнцепоклонники о чем проведают, убьют и его, и Батю.
Старший товарищ немало над его доводами поломал голову, а при следующей их встрече повел такой разговор:
— Ты, сынок, и не притворяйся. Говори что думаешь.
— Так ведь станут уговаривать. Вон, Саттар-ака уже заводил речь…
— Пусть себе заводит. Ты мне вот что скажи: веришь в этого Арала?
— Так ведь солнце — вот оно!
— Разумею… От Христовой веры отрекаться заставляют?
— Вроде нет.
— Тогда соглашайся. Пока в послушниках походишь, а там — то ли падишах умрет, то ли осел сдохнет!
— Что?
— Ничего. Одну побасенку персидскую вспомнил… Перехитрить их и не пытайся, кишка тонка! Живи, будто ты с этой жизнью смирился. Забудь пока, что там, снаружи, все по-другому.
Давненько состоялся у них с Батей этот разговор, а вот именно
Верховный маг считал, что никто из посвященных, а тем более слуг, не знает ни про глазки в стенах, ни про щели для подслушивания. Но постоянно выяснялось, что обитатели Аралхамада если прямо об этом и не говорят, то подозревают, и потому действуют по поговорке: береженого Бог бережет! То есть на всякий случай меры принимают. Потому Алимгафар со слугой Батей на первый взгляд просто носили на кухню мешки с картошкой. Посвященные, особенно нижних ступеней, до кухонных работ порой снисходили. В охотку.
Батя сообщил, что план переходов у него готов, ловушки на пути размечены — недаром же он так старательно сопровождал выходящих на охоту посвященных! Алимгафару сие узнать не удавалось. Приданные ему в провожатые послушники сами занимались обезвреживанием ловушек, оставляя ждать его в одном из переходов, а на обратном пути из города опять их заряжали. Дело было не в том, что маг ему не доверял, но послушниками были рожденные в Тереме, коренные жители Аралхамада, им и бежать-то было бы некуда, а он все ещё считался чужим. По крайней мере, до праздника весеннего равноденствия, когда кровь жертвы свяжет его с остальными крепче родственных уз… Остается вызнать время, когда снимается защита и в заколдованной стене обозначается проход наружу.
— Веришь ли, — сообщил Бате Алька, — меня сегодня Аполлон о том же попросил.
— Как, этот земляной червь ещё жив? — хмыкнул Батя; он все не мог простить бывшему артельщику обвинения "христопродавец", которое тот когда-то бросил ему в лицо. — Никак тоже бежать собрался?
Юноша кивнул.
— А спросить ни у кого и не спросишь. Из твоих "верхних" кто об этом знает?
— Адонис. У него пятая ступень. Маг его очень уважает. Говорит, в женщине нет для него секретов.
— Эх, найти бы такую женщину, чтоб и умная была, и головы не потеряла! Может, он в постели-то и проболтается? — мечтательно проговорил Батя. — Да только где же её найдешь?!
— Есть такая женщина, — помедлив, буркнул Алимгафар.
ГЛАВА 11
— Что вы делаете в моем номере? — спокойно, но сухо спросила Катерина, хотя внутри у неё все буквально кипело от ярости: за кого принимает её этот… шпион?!
— Кажется, Катерина Остаповна, вы мне не рады? — подчеркнуто удрученно вымолвил гость, впрочем, не трогаясь с места.
— Представьте себе, не рада, — тем же тоном подтвердила она.
— Как жаль! — он покачал головой. — А я ведь, можно сказать, к вам с дружеским визитом. Вы просто не догадываетесь, как много выиграете от дружбы со мной! И наоборот, как много неприятностей доставит вам наша ссора!
— Немедленно покиньте мой номер или я сейчас же вызову администратора отеля! — нахмурила брови Катерина.
— А вот этого я делать вам не рекомендую, — Петр Игоревич поднялся, и в его руке тускло блеснул револьвер.