Вдова живого мужа
Шрифт:
По новому халату он лишь скользнул одобрительным взглядом.
— Спасибо, дорогая, угодила!
И тут же его взгляд потух. Видно, он старался забыть о чем-то, глубоко его поразившем, но мог сделать это только на мгновение.
— Нет-нет, ужинать я не буду, — он остановил Катерину, устремившуюся на кухню и не столько проговорил, сколько простонал: — Господи, как я устал!
Он залез под одеяло.
Катерина осторожно прилегла рядом, стараясь не прикасаться к нему: обычно на её касание он реагировал одинаково, но сейчас время было явно неподходящим. Однако Дмитрий сам
— Хорошо, что вы с Пашкой у меня есть!
— Случилось что-нибудь страшное? — осторожно спросила Катерина.
Неужели совсем недавно она думала о другом мужчине, строила какие-то планы будущей жизни с ним? Теперь, видя своего мужа потерянным и опустошенным, она в момент забыла о себе. Таким Дмитрий был ей незнаком, но ближе его, казалось, никого на свете не было!
— Не то чтобы страшное, — ответил он на её вопрос, — но для меня — как гром среди ясного неба! Орган народной власти, который по мысли своего основателя должен был иметь холодную голову, горячее сердце и чистые руки, превратился в свою противоположность. Голова у него горячая, там постоянно кипит — возмущенный разум, что ли? Это все при том, что сердце у него явно холодное — человеческая жизнь стала дешевле спички, как будто цель поставили: не виновных наказать, а наказать побольше, чтоб боялись! Мол, лес рубят — щепки летят. Но разве бывает щепок больше, чем самого дерева?! Какие уж там чистые руки! Такими путями добиваются признаний… не к ночи рассказывать! Катя, ты знаешь, я не ангел! Меня, каюсь, называли волком. Возможно, я и есть волк. Но не упырь!
— Кстати, — пробормотал он, засыпая, — в тетрадке, той, что лежит возле телефона, записан домашний адрес Натальи Романовой. А работает она в цирке на Цветном бульваре…
ГЛАВА 12
— А как там, кормилица, твои занятия на почве ликвидации безграмотности? — внешне безразлично поинтересовался Подорожанский, ведя Виринею Егоровну под руку, в то время как Ян нес рядом его чемодан. — Небось, уже и газеты читаешь?
— Буквы я, Алешенька, многие знаю, — потупилась старушка, — да вот складываются они плохо! Как начну бекать да мекать — ну чистая овца! Да шибко ли интересна тебе моя грамотность? Небось, Зою вспомнил?
— Она, кстати, здорова?
— Здорова, милок, здорова, чего и тебе желает!
— А чего вдруг ты, Егоровна, с таким сердцем это говоришь?
— А то, родимый, что ты со своей медициной так бобылем и останешься! Прости, что и скажешь!.. Зоинька-то замуж выходит!
— Так быстро? Меня же всего неделю в Москве не было!
— Хорошие в девках не засиживаются. Всяк их побыстрее поймать норовит, пока другие не перехватили.
— Да уж, мне за ними не угнаться! И за кого же она выходит?
— За Знахаря, — подал голос Ян.
— За Алексеева, значит? Хороший у девушки вкус: и человек он славный, и врачом настоящим будет! А мне что ж… Значит, не судьба! Да и стар я для нее.
— Только тем и утешайся! Годы идут, а внучка мне, видимо, так и не дождаться!
— Кстати, Алексей Алексеевич, — вспомнил Ян, — он ведь просил вам приглашение на свадьбу
— А что, я пойду, — оживился Подорожанский, — давно на свадьбах не гулял. На который час назначено?
— На шесть вечера.
— Видишь, Егоровна, я ещё и отдохнуть успею. Пироги-то напекла? — спросил он ворчливо.
— Напекла. Твои любимые, с капустой. И с рыбой.
— А рыба откуда?
— Семеныч сома принес. Денег брать не стал, а вот бутылочку спирта, что я на орехах настаиваю, забрал. Говорит: "Такую в магазинах не купишь…"
— Добытчица ты у меня!
У их дома Ян попытался распрощаться, но и профессор, и Виринея Егоровна и слышать о его уходе не хотели.
— Мне же ещё на свадьбу переодеться надо, — слабо сопротивлялся Ян.
— Знаю я твое переодевание! — отмахнулся Подорожанский. — У тебя же одна рубашка, да и то, небось, на тебе?
Ян смутился.
— Вот видишь, а я, между прочим, тебе подарочек привез. Как раз к такому случаю… А ещё я кое о чем догадался! — профессор погрозил пальцем. — Думаешь, один ты можешь в душах читать?
— Внутри — это ещё не значит в душе, Алексей Алексеевич. В душе я пока не умею.
— А я умею. Доказать? Пожалуйста! Ты наконец познакомился с девушкой.
Ян уже успел поставить чемодан на пол в прихожей, а то от удивления мог бы его и выронить.
— Откуда вы знаете?!
— От верблюда! — самодовольно поднял брови Подорожанский и расхохотался. — Какой же ты ещё мальчишка, Янек! Откуда! Да у тебя же все на лице написано. Чтобы это прочитать, нужен всего лишь житейский опыт…
Проскользнувшая в квартиру раньше их Виринея Егоровна уже звенела на кухне посудой, но, несмотря на возраст, слух у старушки был отменный.
— Пошто моего любимца обижаешь? — крикнула она. — Ужо смотри мне!
— Дожил! — переодеваясь, жаловался Подорожанский. — Раньше всегда я был любимцем, а сейчас какой-то студентик… Не на того ставишь, Егоровна, неизвестно, что из него получится, а я — вот он, готовый профессор… Может, в кухне пообедаем?
— Еще чего! — возмутилась Виринея Егоровна. — У нас сегодня праздник!
— Какой такой праздник?
— Совсем плохой стал, — шутливо посокрушалась появившаяся в дверях старушка. — Хозяин приехал, вот какой!
Между тем Алексей Алексеевич распаковал чемодан.
— Сначала — женщине! — торжественно произнес он и позвал: — Иди, Егоровна, принимай подарок!
Он вынул из пакета белую кружевную пуховую шаль.
— Куда же мне такую красоту? — ахнула кормилица. — Больших деньжищ, небось, стоит?
— Куда-куда, — рассердился профессор. — Носить! А насчет деньжищ шибко-то не воображай! За что тут платить, когда сплошь дырки?
Он засопел и отвернулся, увидев, как по лицу растроганной Виринеи Егоровны поползли слезы.
— Так я и знал!.. Надеюсь, вы, молодой человек, над моим подарком не станете причитать?
Он небрежно вручил Яну пакет с белой мужской сорочкой, покрытой белой же вышивкой. Ян смотрел на неё во все глаза, как Золушка на хрустальные туфельки. Он мысленно представил сорочку на себе в сочетании со старенькими брюками и худым пиджаком, и невольно вздохнул.