«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века
Шрифт:
Проблема регентства и ее грозный спутник — дворцовые перевороты, впервые заявившие о себе в годы малолетства Ивана Грозного, оставались ахиллесовой пятой самодержавия и в XVI столетии, и в «просвещенном» XVIII веке. Уместно напомнить, в частности, о том, что официальная опека Верховного Тайного совета (а фактически — князя А. С. Меншикова) над юным императором Петром II просуществовала всего четыре месяца — с начала мая до начала сентября 1727 г., а регентство герцога Э.-И. Бирона при малолетнем Иоанне Антоновиче продлилось еще меньше — лишь три недели (с 18 октября по 8 ноября 1740 г.) [2153] . В обоих случаях хрупкая политическая конструкция была разрушена очередными дворцовыми переворотами…
2153
См.: Курукин И. В. Эпоха «дворскихбурь»: Очерки политической истории послепетровской России, 1725–1762 гг. Рязань, 2003. С. 125–135, 281–287.
Но не только перевороты и отсутствие института регентства сближают эпохи, разделенные двумя столетиями, и выявляют их внутреннее родство: в том же ряду следует назвать и феномен фаворитизма. Именно в связи с периодом «боярского
Если уж прослеживать связь времен в терминологии, то нельзя не упомянуть еще одно слово, ставшее впоследствии самой распространенной характеристикой московской приказной бюрократии XVII столетия: речь идет о «волоките». Впервые в известных мне источниках это знаменитое словечко встречается опять-таки в эпоху «боярского правления», а точнее — в указной грамоте Ивана IV на Вятку, посланной в марте 1546 г. [2155] Без приказных дельцов с их любовью к «волоките» и «посулам» (т. е. взяткам) невозможно себе представить российскую монархию ни в XVI–XVII, ни в XVIII столетии, и поэтому будет справедливо уделить им несколько строк в этих завершающих книгу заметках.
2154
Впервые это слово в форме «в(е)ременник» встречается в материалах Стоглавого собора, причем со ссылкой на недавнюю эпоху «боярского правления». Так, в одном из царских вопросов к собору («О ружных попех») говорилось: «…да в нынешняа лета веременники причли к соборам своих попов и ругу, и милостыню из нашие казны устроили» (здесь и далее выделено мной. — М. К.). Соборный ответ на этот вопрос гласил: «А которыя ружныа попы и диаконы веременники в нынешние лета причли к соборам своих попов и диаконов, да и ругу им, и милостыню из царьскиа твоея казны устроили без твоего царьского ведома — и тех всех попов и диаконов отставити и руги им царьскиа не давати…» (Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. М., 2000. С. 263, 408). Кто имелся в виду под этими «временниками», ясно видно из речи царя на том же соборе; вспоминая свое детство, он говорил: «И тако боляре наши улучиша себе время — сами владеша всем царством самовластно, никому же възбраняюще им от всякого неудобнаго начинаниа…» (Там же. С. 246).
2155
В мартовской 1546 г. грамоте, адресованной наместнику Верхнего Слободского на Вятке кн. Д. Д. Ухтомскому, упоминается, в частности, тяжба слобожан с жителями соседнего Шестаковского городка: «…всего деи тем слобожаном городцким и волостным людем от тех шестаковцов в наместничем корму и в земских розрубех и в сторожех в три года доспелося убытка и с московскою волокитою сорок рублев»; далее наместнику предлагалось судить слобожан с шестаковцами и «управу» им учинить «безволокитно» (Труды Вятской УАК 1905 г. Вятка, 1905. Вып. 3. Отд. III. С. 88; выделено мной. — М. К.).
Будни власти, или к вопросу о специфике
средневековых преобразований
Сам термин «бюрократия» применительно к эпохе Московского царства носит дискуссионный характер: некоторые современные историки оспаривают его уместность в этом контексте. Так, П. В. Седов в изданном недавно капитальном труде отрицает бюрократизацию управления в России XVII в. По его мнению, исполнение государственных обязанностей в ту эпоху сохраняло характер личных поручений, что отличало московские приказы от учреждений Нового времени; перестановки в приказах были продиктованы не стремлением более четко разграничить их функции, а являлись следствием борьбы придворных группировок, отражением возвышения или падения влиятельных бояр [2156] .
2156
Седов П. В. Закат Московского царства. С. 31, 42–45, 345–346, 551.
Безусловно, приказная система XVI–XVII вв. была очень далека от идеальной бюрократии (в том смысле, как ее понимал Макс Вебер) [2157] , но то же самое можно сказать в отношении любого европейского государства того времени: Московия вовсе не являлась в этом плане исключением. Министры французского или английского короля в XVII в. были не просто чиновниками высокого ранга, они были в первую очередь придворными, облеченными доверием своего монарха. Как показано в работах Ш. Кеттеринг, У. Бейка и других исследователей, управление Францией времен Людовика XIV во многом опиралось на небюрократические методы, включая неформальное покровительство, использование сетей клиентелы и т. п. [2158]
2157
Weber М. Economy and Society. An Outline of Interpretive Sociology. Berkeley; Los Angeles; London: University of California Press, 1978. P. 956–958.
2158
Kettering S. Patrons, Brokers, and Clients in Seventeenth-Century France. New York; Oxford: Oxford University Press, 1986; Beik W. Absolutism and Society in Seventeenth-Century France: State Power and Provincial Aristocracy in Languedoc. Cambridge: Cambridge University Press, 1985.
Но бюрократизация управления — это не состояние, а процесс. Отрицать наличие этого процесса в России в длительной временной перспективе (с конца XV до Петровской эпохи и далее — по XIX в. включительно) невозможно. Велико различие между боярами XVI в. — аристократами и воинами, с одной стороны, и боярами XVII в. — приказными судьями, с другой. Несомненен и количественный рост «крапивного семени» — дьяков и подьячих: так, по подсчетам А. А. Зимина, за первую треть XVI в. известен 121 чел., носивший чин дьяка или подьячего [2159] ; в 1534–1548 гг.,
2159
Зимин А. А. Дьяческий аппарат. С. 282.
2160
Правящая элита Русского государства IX — начала XVIII в. (Очерки истории). СПб., 2006. С. 261 (автор раздела — А. П. Павлов).
2161
Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987. С. 37, табл. 7.
Главное в процессе бюрократизации — формирование профессиональной группы управленцев, сосредотачивающей в своих руках административно-распорядительные функции. В изучаемую в данной книге эпоху это определение в первую очередь относится к дьякам и казначеям, в меньшей степени — к дворецким, которые, как правило, продолжали нести ратную службу и для которых дворечество было лишь этапом в карьере, ступенькой на пути к желанному думному чину.
Как показало проведенное исследование, административно-хозяйственная сфера обладала определенной долей автономии по отношению к носителю верховной власти и придворной элите. Этим обстоятельством, на мой взгляд, объясняется тот факт, что «корабль» государственного управления не пошел ко дну во время «дворцовых бурь», бушевавших в 30–40-е гг. XVI в. Полагаю, что данное наблюдение с определенными коррективами может быть распространено и на другие эпохи дворцовых переворотов, будь то 80-е гг. XVII в. или вторая четверть XVIII в.
Одним из следствий этой относительной самостоятельности приказного аппарата было то, что логика и последовательность административных преобразований, проводимых в стране в XVI в., мало зависели и от личности монарха, и от того, какая именно группировка знати господствовала в тот или иной момент при дворе. Как я старался показать в заключительной главе этой книги, введение губных старост и иных выборных органов для сыска разбойников в конце 1530-х гг. было лишь одной из мер — зачастую непоследовательных и плохо согласованных друг с другом, — предпринимавшихся центральной властью на протяжении конца XV — первой половины XVI в. и направленных на обуздание преступности. В итоге хронологические рамки так называемой губной реформы остаются размытыми, а ее изначальные цели и масштабы проведения дают простор для самых различных предположений.
Но сказанное о губной реформе в значительной мере справедливо и в отношении ряда других преобразований в России XVI в. [2162] Так, не утихают споры о земской реформе: этапах ее проведения, степени завершенности, специфике осуществления в разных регионах страны [2163] . И вот уже более двухсот лет продолжается дискуссия о дате царского указа, положившего, по мнению многих ученых, начало крепостному праву в России [2164] .
2162
См. подробнее: Кром М. М. Хронология губной реформы и некоторые особенности административных преобразований в России XVI века // ИЗ. М., 2007. Вып. 10 (128). С. 373–397, особенно с. 390–392.
2163
См., например: Аракчеев В. А. Земская реформа XVI века: общероссийские тенденции и региональные особенности // Отечественная история. 2006. № 4. С. 3–11.
2164
Обзор дискуссии см.: Законодательные акты Русского государства второй половины XVI — первой половины XVII века. Комментарии / Под ред. Н. Е. Носова и В. М. Панеяха. Л., 1987. С. 66–76 (коммент. Р. Б. Мюллер и Ю. Г. Алексеева). Из новейших работ см.: Флоря Б. Н. Об установлении «заповедных лет» в России // Отечественная история. 1999. № 5. С. 121–124; Аракчеев В. А. «Заповедные годы» на Северо-Западе России: историография, источники, методы исследования // Отечественная история. 2004. № 3. С. 128–140.
Очевидно, нам предстоит переосмыслить логику и ход преобразований XVI–XVII вв. Как были возможны перемены в позднесредневековом обществе, сознательно ориентированном на сохранение «старины» и настороженно относившемся к любым нововведениям? И подходит ли для описания преобразований той эпохи термин «реформы», взятый из лексикона XIX–XX вв.? [2165]
Подобные вопросы предполагают особое внимание к политической культуре изучаемой эпохи, т. е. к принятым тогда неписаным нормам поведения, категориям и ценностям.
2165
Размышления на эту тему изложены в статье: Krom М. Les r'eformes russes du XVIe si`ecle: un mythe historiographique? // Annales. Histoire, Sciences Sociales. 64e ann'ee, n° 3 (mai — juin 2009). P. 561–578.
Дальнейший прогресс в исследовании политической истории России возможен также, на мой взгляд, на путях исследования разнообразных практик властвования, административных будней, о которых немало говорилось в этой книге.
Наконец, большие перспективы открывает изучение символики власти — области исследований, в которой специалисты по истории западноевропейского Средневековья достигли к настоящему времени впечатляющих успехов [2166] .
2166
См. только что вышедший капитальный труд М. А. Бойцова: Бойцов М. А. Величие и смирение. Очерки политического символизма в средневековой Европе. М., 2009.