«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века
Шрифт:
Переход в мае 1537 г. нескольких десятков детей боярских на сторону старицкого князя стал одним из проявлений описанной в предыдущих главах «шатости» служилого люда, непрочности служебных отношений в условиях, когда великокняжеский престол занимал ребенок. Когда князь Андрей, оказавшись в безвыходном положении, решился бросить открытый вызов правительнице и ее советникам, он без труда нашел уязвимое место в позиции правительства, и именно этот пункт стал центральным аргументом в грамотах, которые удельный князь рассылал по новгородским погостам: «князь велики мал, а держат государьство боаре, и вам у кого служити? и вы едте ко мне служити, а яз вас рад жаловати» [715] . Как нам уже известно, этот призыв старицкого князя был услышан.
715
ПСРЛ. Т. 8. С. 294.
Зная последующий ход событий, историки охотно рассуждают об «обреченности» старицкого князя и даже всей «удельной системы» и тем самым невольно преуменьшают остроту политического кризиса,
Ожидания, вызванные новгородским походом князя Андрея, отразились в слухах, за которыми внимательно следили западные соседи России. В этой связи интересна корреспонденция, которую в конце мая 1537 г. получил из Ливонии прусский герцог Альбрехт. В настоящее время письма, о которых идет речь, хранятся в Тайном государственном архиве Прусского культурного наследия (Берлин — Далем); до сих пор они не попадали в поле зрения историков, исследовавших интересующие нас события.
28 мая 1537 г. Вильгельм, маркграф Бранденбургский и коадъютор рижского архиепископа, писал в Кенигсберг своему брату герцогу Альбрехту о том, что ливонский магистр настаивает на срочном созыве ландтага; основанием для этого послужила весть о «московите, князе Андрее, который восстал против своего правящего великого князя, собрал около 60 тысяч человек, взял Новгород и собирается двинуться на Псков» («Muschkawitter, knize Andrea, so sich gegenn seinen herrenndennn Grosf"urste ummp"oret, bei LIm mann ann sich gezogenn, Nowgart eingenohmenn unnd… [716] uff Plezschkaw zu zihenn f"urhabenns») [717] .
716
Одно слово написано неразборчиво.
717
GStAPK. Herzogliches Briefarchiv. D. № 930. Листы дела не нумерованы.
Некоторые подробности к приведенному выше сообщению добавляет в письме Альбрехту, датированном тем же числом, гофмейстер маркграфа Вильгельма — Майнеке фон Ширштедт. Известия из Московии (aus der Muschke) он начинает рассказом о нападении татар, причинивших «московитам» большой ущерб и разбивших будто бы к востоку от Москвы 32-тысячное войско. Следующая новость относится к Андрею Старицкому: «…брат покойного Московита, князь Андрей, восстал (ist der altgestorbenen Muschwiters bruder einer knizi Andres auf) и дает понять, что он имеет такое же право на страну, как и молодой [государь], который сейчас правит (und last sich d"ungken er habe wol so gud recht zumb land als der jung der iyz regird)». Собрав «до 60 тысяч» [человек], продолжает Ширштедт, князь стоит под Новгородом; «как говорят, он уже взял Новгород и находится под Псковом (wie man sagt sol er schon Nowgard in habe und seid vor Pleschkaw)» [718] .
718
GStAPK. Herzogliches Briefarchiv. D. № 932. Листы дела не нумерованы. Краткие регесты обоих процитированных документов приведены в кн.: Herzog Albrecht von Preussen und Livland (1534–1540): Regesten aus dem Herzoglichen Briefarchiv und den Ostpreussischen Folianten / Bearbeitet von St. Hartmann. K"oln u.a, 1999. № 930. S. 366; № 932. S. 371.
Разумеется, известие о будто бы 60-тысячном войске, собранном мятежным князем, было сильно преувеличено. Впрочем, новгородский летописец также отмечал внушительные размеры старицкого войска: по его словам, князь Андрей «поиде к Великому Новугороду со многою силою» [719] . Зато другая часть сообщения Ширштедта — о претензиях старицкого князя на престол — полностью соответствовала действительности. Летописи не выдвигают прямо такого обвинения против дяди Ивана IV, но в наказе посланнику Савину Михайлову сыну Емельянову, отправленному 23 декабря 1537 г. в Литву, говорилось без обиняков, что князь Андрей «умышляти учял на самого государя и под ним государств достати». А по поводу новгородского похода старицкого князя там же был дан такой комментарий: «А умышлял и не к Новугороду, и о болших государствех в мысли было» [720] .
719
ПСРЛ. Т. 43. С. 240.
720
Сб. РИО. Т. 59. С. 137.
Но главная ценность информации, записанной ливонскими властями, не в фактических подробностях; да и трудно было бы ожидать от подобных слухов особой точности. Приведенные известия интересны прежде всего тем, что они хорошо передают напряженную обстановку мая 1537 г., когда ожидалось, по-видимому, что дядя юного государя вот-вот возьмет Новгород, а затем двинется на Псков. Однако, вопреки надеждам одних и опасениям других, Андрей Старицкий не стал осаждать город на Волхове.
Воскресенская летопись и Новгородская летопись по списку Дубровского, дополняя друг друга, дают довольно ясное представление о маршруте мятежного князя. Андрей Старицкий шел по «великой дороге», соединявшей Москву и Новгород, до Яжелбицкой волости; затем от Заецкого яма он повернул налево к Старой Русе и, пройдя верст пять, остановился в селе Тюхоли, находившемся всего в 50 верстах от Новгорода [721] .
721
ПСРЛ. Т. 8. С. 294; Т. 43. С. 241.
Можно выдвигать различные гипотезы относительно того, почему князь Андрей в последний момент отказался от идеи взятия Новгорода. Была ли тому причиной свойственная старицкому князю нерешительность, неуверенность в своих силах, или существовали еще какие-то мотивы, за неимением данных, сказать сложно. Но обращают на себя внимание некоторые особенности поведения Андрея Старицкого в Новгородской земле, которые отметил местный летописец: князь «не воева волостей, ни плени, но корм емля собе со многими людми собе и конской, и тем много шкоты и убытка сотвори» [722] . Показательно, что мятежный князь ограничивался сбором провианта и фуража, но собственно военных действий не вел, опасаясь, видимо, перейти последнюю черту, за которой начиналась уже «междоусобная брань».
722
ПСРЛ. Т. 43. С. 240.
Разряд похода московского войска против старицкого князя не сохранился, но участвовавших в нем воевод довольно подробно перечисляет автор «Повести о поимании князя Андрея Ивановича Старицкого»: помимо главного воеводы — кн. Ивана Федоровича Овчины Оболенского, он называет князей Романа Ивановича Одоевского, Дмитрия Ивановича Курлятева-Оболенского, Василия Федоровича Лопатина-Оболенского, а также окольничего Дмитрия Даниловича Слепого [723] . Обращает на себя внимание большое «представительство» клана Оболенских в войске, посланном на подавление старицкого мятежа: из пяти воевод, названных в Повести, трое принадлежали к упомянутому княжескому роду. К этому перечню нужно добавить еще кн. Никиту Васильевича Хромого Оболенского, который, как мы помним, при первых известиях о движении старицкого князя к Новгороду был послан из Москвы укреплять этот город [724] .
723
ПСРЛ. Т. 28. Прил. С. 357.
724
ПСРЛ. Т. 8. С. 294.
Что касается кн. В. Ф. Лопатина-Оболенского, то его имя уже встречалось на этих страницах: в начале 1537 г. правительница посылала его с мирной миссией к старицкому князю, пытаясь уговорить Андрея Ивановича приехать в Москву. Но и другие «эмиссары» правительства, побывавшие тогда в Старице, — князья Василий Семенович Серебряный и Борис Дмитриевич Щепин [725] , — также относились к роду Оболенских. Как видим, правительница и ее фаворит и в мирной, и в военной фазе противостояния с удельным князем предпочитали опираться на избранный круг людей, которым могли полностью доверять, и в первую очередь — на родственников князя Ивана Овчины.
725
СГГД. Ч. II. № 30. С. 37.
Но представители этого разветвленного клана служили и при дворе старицкого князя [726] ; в частности упомянутый выше кн. Юрий Большой Пенинский-Оболенский был воеводой, а его брат кн. Юрий Меньшой — дворецким князя Андрея Ивановича. Таким образом, в мае 1537 г. дело в буквальном смысле чуть не дошло до братоубийственной войны.
Встреча московского и старицкого войска, согласно Вологодско-Пермской летописи, произошла в трех верстах от Заецкого яма и в 60 верстах от Новгорода, «под Лютовою горою» [727] . Поначалу, судя по рассказам летописцев, обе стороны демонстрировали решимость сражаться: «…князь Ондрей с князем Иваном [Овчиной Оболенским. — М. К.] на бой стал, — говорит Воскресенская летопись, — люди свои въоружил и полки пошол на князя Ивана. А князь Иван против князя Андреа великого князя людем въеводы устроил и полки уставил и, учреди полки и взем Бога по помощь, пошел против князя Ондрея» [728] . Произошло даже небольшое боевое столкновение: по словам одного из новгородских летописцев, «тут была сстравка людем с обе половины, а падениа людем смертного не было, Божиею милостью» [729] . Так же оценивает этот эпизод другой летописец: «протержька межь людей была не велика» [730] .
726
См. подробнее: Зимин А. А. Удельные князья и их дворы. С. 181–182.
727
ПСРЛ. Т. 26. С. 318. Согласно краткому Новгородскому летописцу по списку Н. К. Никольского, две рати сошлись в двух верстах от Заецкого яма (ПСРЛ. ТЛ., 1929. Т. 4, ч. 1. Вып. 3. С. 616). Все источники согласны в том, что лагерь старицкого князя располагался в Тюхолях, а место для боя, очевидно, было выбрано в нескольких верстах от этого села.
728
ПСРЛ. Т. 8. С. 294.
729
ПСРЛ. Т. 4, ч. 1. Вып. 3. С. 616.
730
ПСРЛ. Т. 43. С. 241.