«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века
Шрифт:
Между тем юный государь, которому к описываемому времени не исполнилось еще и восьми лет, по-прежнему нуждался в опеке. «Вакантное» место опекуна поспешил занять князь Василий Васильевич Шуйский. 6 июня 1538 г. он женился на двоюродной сестре Ивана IV Анастасии Петровне [815] . Этот неравный брак (жених был намного старше невесты) призван был легитимизировать притязания новоиспеченного родственника великокняжеской семьи на роль опекуна при малолетнем государе.
815
ПСРЛ. Т. 29. С. 32. Анастасия была дочерью крещеного татарского царевича Петра (Кудайкула) от брака с сестрой Василия III — великой княжной Евдокией (о свадьбе Кудайкула-Петра с Евдокией в 1506 г. см.: ПСРЛ. Т. 13, ч. 1. С. 2).
Позднее Грозный жаловался в письме Курбскому на то, что «князь Василей и князь Иван Шуйские самовольством у меня в бережении учинилися, и тако воцаришася» [816] . Под «бережением» в данном случае исследователи справедливо понимают опеку над юным великим князем [817] .
Но
816
ПГК. С. 27 (Первое послание Грозного Курбскому, 1-я редакция).
817
Смирнов И. И. Очерки политической истории. С. 81, прим. 13. В переводе Я. С. Лурье и О. В. Творогова данная фраза звучит так: «…князья Василий и Иван Шуйские самовольно навязались мне в опекуны и таким образом воцарились» (ПГК. С. 137).
За полгода, прошедшие со времени апрельского переворота, государева Дума пополнилась четырьмя боярами и двумя окольничими. Весной, как уже говорилось, высшим думным чином были пожалованы только что освобожденные из заточения князья И. Ф. Бельский и А. М. Шуйский. В июне 1538 г. окольничим назван Степан Иванович Злобин [818] . В августе того же года впервые упоминается с боярским званием кн. Михаил Иванович Кубенский [819] . Этим пожалованием он, очевидно, был обязан своему младшему брату — дворецкому кн. Ивану Ивановичу Кубенскому, который входил в описываемое время в число самых влиятельных лиц при дворе и, видимо, сумел поладить с новыми временщиками Шуйскими. Об этом можно судить по следующему эпизоду.
818
Зимин А. А. Состав Боярской думы в XV–XVI веках // АЕ за 1957 г. М., 1958. С. 57 (со ссылкой на посольскую книгу сношений с Крымом: РГАДА. Ф. 123. Кн. 8. Л. 494 об.). С. И. Злобин ошибочно назван у Зимина «Семеном».
819
РК 1598. М., 1966. С. 94.
22 сентября великий князь отправился в традиционную поездку на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. Из сопровождавших его лиц летописец называет только четверых: брата — князя Юрия Васильевича, бояр кн. Василия и Ивана Васильевичей Шуйских, а также дворецкого кн. Ивана Кубенского [820] .
Августовский разряд 1538 г., в котором кн. М. И. Кубенский впервые назван боярином, интересен также тем, что в нем в качестве воеводы большого полка упомянут кн. Юрий Васильевич Глинский [821] . Это означает, что негласный запрет на занятие воеводских и придворных должностей, действовавший в отношении братьев великой княгини Елены в годы ее правления, теперь был снят и перед дядьями Ивана IV открылась перспектива ратной службы, а в дальнейшем они, будучи ближайшими родственниками государя, могли надеяться и на вхождение в Думу.
820
ПСРЛ. Т. 29. С. 33–34.
821
РК 1598. С. 94. Необычность этого назначения состояла еще и в том, что кн. Ю. В. Глинский оказался как бы «дополнительным», четвертым воеводой в большом полку. Как можно понять, он нес службу при первом воеводе (т. е. главнокомандующем) — князе И. Ф. Бельском (см.: Там же).
В том же августовском разряде впервые с чином окольничего упоминается Иван Семенович Воронцов, а его брат Федор именуется углицким дворецким [822] .
В октябре 1538 г. впервые упоминается с боярским чином двоюродный брат князей Василия и Ивана Васильевичей — кн. Иван Михайлович Шуйский [823] : легко догадаться, кому он был обязан этим пожалованием.
Но честолюбивые планы вынашивали и другие знатные лица. Боярин кн. И. Ф. Бельский, вернувшись в сентябре с ратной службы из Коломны, где он возглавлял большой полк [824] , стал добиваться думных чинов для своих протеже — князя Юрия Михайловича Голицына и Ивана Ивановича Хабарова. Эта попытка встретила решительное противодействие со стороны Шуйских, и в результате разгорелась описываемая многими летописями «вражда», или «нелюбие», между боярами [825] .
822
РК 1598. С. 95.
823
Чумиков А. Акты Ревельского городского архива // ЧОИДР. 1898. Кн. IV: Смесь. С. 4. В августе 1538 г. кн. И. М. Шуйский еше не был боярином (РК 1598. С. 95).
824
Разряды датируют «роспуск з берегу больших воевод» сентябрем 1538 г.: РК 1598. С. 95.
825
ПСРЛ. Т. 8. С. 295; Т. 29. С. 34; Т. 34. С. 26; и др.
Об обстановке, сложившейся при московском дворе к осени 1538 г., накануне решающего столкновения между боярскими группировками, красноречиво свидетельствуют слова архитектора Петра Фрязина, бежавшего в это время в Ливонию и давшего там подробные показания.
Сохранился отрывок следственного дела о побеге Фрязина: он дошел до нас в составе документов Посольского приказа [826] .
826
РГАДА. Ф. 141 (Приказные дела старых лет). Оп. 1. 1539 г. Д. 1. Документ опубликован (с отступлениями от текста оригинала и ошибочной датой «1539 г.»): АИ. СПб., 1841 Т. I. № 140. С. 202–204.
827
Kivim"ae J. Petr Frjazin or Peter Hannibal? An Italian Architect in Late Medieval Russia and Livonia // FOG. 1996. Bd. 52. P. 21–28. См. также: Кивимяэ Ю. Петр Фрязин или Петр Ганнибал? Итальянский архитектор в позднесредневековой Руси и Ливонии // Крепость Ивангород: Новые открытия. СПб., 1997. С. 236–245.
828
Сводку данных о деятельности Петра Фрязина в Московском государстве см.: Подъяпольский С. С. Итальянские строительные мастера в России в конце XV — начале XVI века по данным письменных источников (опыт составления словаря) // Реставрация и архитектурная археология. Новые материалы и исследования. М., 1991. С. 226, 228.
829
Kivim"ae J. Petr Frjazin or Peter Hannibal. P. 23.
Пьетро Аннибале (так, вероятно, на самом деле звали итальянского архитектора) был прислан в Россию римским папой и провел, по его словам, на великокняжеской службе 11 лет. Последней работой, которую он выполнил, стало строительство (или ремонт) стен Себежской крепости. Оттуда он с толмачом и проводниками отправился в Псково-Печерский монастырь; выехав из монастыря, Петр со спутниками — то ли намеренно, то ли сбившись с дороги, — пересек ливонскую границу и оказался в крепости Вастселийна (нем. Нойшлосс, в розыскном деле: «Новой городок»). Было это, по-видимому, в первых числах октября 1538 г. [830]
830
Как отметил И. И. Смирнов, в розыскном деле сказано, что в Изборск Петр Фрязин прибыл в субботу «перед Покровом Святой Богородицы», что соответствует 30 сентября 1538 г. (Смирнов И. И. Очерки политической истории. С. 80, прим. 9). На следующий день, т. е. 1 октября, он посетил Печерский монастырь и, выехав оттуда, вскоре оказался в ливонском «Новом городке» (АИ. Т. I. № 140. С. 202).
Из Вастселийны беглеца перевезли в резиденцию епископа — г. Дерпт (Юрьев). Здесь Петр дал подробные показания, а на вопрос о том, почему он покинул великокняжескую службу и приехал в Ливонию, ответил так: великий князь, к которому он прибыл от римского папы «послужити годы три или четыре», удержал его у себя силой; «и нынеча, как великого князя Василья не стало и великой княги[ни], а государь нынешней мал остался, а бояре живут по своей воле, а от них великое насилье, а управы в земле никому нет, а промеж бояр великая рознь, того деля есми мыслил отъехати проч(ь), что в земле в Руской великая мятеж и безгосударьство…» [831] .
831
Цитирую по рукописи: РГАДА. Ф. 141. Оп. 1. 1539 г. Д. 1. Л. 4. В публикации 1841 г. текст передан неточно: АИ. Т. I. С. 203.
Приведенная характеристика положения дел в Москве после смерти великой княгини Елены заслуживает подробного комментария. Несомненно, перед нами одна из самых выразительных оценок политического кризиса в России конца 30-х гг. XVI в., причем принадлежащая современнику. В чем же конкретно проявлялись великие «мятеж и безгосударьство» в Русской земле, отмечаемые Петром Фрязиным? Прежде всего — в своеволии бояр при малолетнем государе, следствием чего стало «великое насилье» и отсутствие «управы», т. е. защиты и правосудия для кого бы то ни было. Кроме того, в придворной среде царит раскол: «промеж бояр великая рознь». Таким образом, показания бежавшего в Ливонию итальянского архитектора свидетельствуют о том, что со смертью правительницы придворная иерархия лишилась верховного арбитра, способного поддерживать хотя бы относительную политическую стабильность. Претендовавший на лидерство князь Василий Васильевич Шуйский даже после того, как породнился с великокняжеской семьей, не мог добиться подчинения от своей «братии» — бояр. Новые конфликты и, в отсутствие других аргументов, рост насилия были неизбежны.
Особого внимания заслуживает употребленное Петром Фрязиным слово «безгосударьство»: было бы ошибочным, на мой взгляд, понимать его в расширительном смысле, как синоним полной анархии и паралича государственного управления. Подобному предположению противоречат и некоторые детали, содержащиеся в самом «деле» о побеге итальянского мастера: он был послан «на государеву службу на Себеж» казначеем И. И. Третьяковым и дьяком Одинцом Никифоровым; ему были даны «списки городовые» и проезжие грамоты, его сопровождал толмач, по пути следования предоставлялись провожатые и подводы [832] . Налицо, таким образом, нормальное функционирование государственных служб. Можно предположить, следовательно, что политический кризис охватил далеко не все сферы жизни в великом княжестве Московском; вероятно, ряд структур управления не был им затронут. Эту важную проблему мы подробно рассмотрим во второй части данной книги.
832
АИ. Т. I. С. 202.