«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Кром Михаил Маркович

Обращает на себя внимание активная роль, которую заговорщики отвели детям боярским, в первую очередь — новгородской служилой корпорации: «ноугородцы Великого Новагорода все городом» явились ударной силой переворота. Подчеркивая решающий вклад дворянской рати в свержение кн. И. Ф. Бельского и митрополита Иоасафа, И. И. Смирнов полагал даже, что участие помещиков придало движению 1542 г. «антибоярский характер» [999] . Однако, как справедливо отметил А. А. Зимин, дворянство было лишь использовано «для реализации планов заговорщиков» [1000] . На мой взгляд, поддержку городовыми детьми боярскими группировки во главе с кн. И. В. Шуйским можно поставить в один ряд с рассмотренными ранее проявлениями кризиса великокняжеской службы — такими как массовое бегство детей боярских в Литву в годы Стародубской войны или переход части новгородских помещиков на сторону кн. Андрея Старицкого в 1537 г. Как видно, после смерти последнего из братьев Василия III служилые люди, не рассчитывая на милость и пожалование юного государя, стали ориентироваться на лидеров боярских группировок. Популярность Шуйских в среде новгородских детей боярских

можно объяснить и давними связями этого княжеского клана с Новгородом, где много лет был наместником родной брат И. В. Шуйского, князь Василий Васильевич (в 1500–1506, 1510–1512 и 1514 гг. [1001] ), и опытом ратной службы под их началом в качестве воевод, ведь тот же кн. И. В. Шуйский, начиная с 1502 г., принял участие в целом ряде походов и кампаний [1002] .

999

Смирнов И. И. Очерки политической истории. С. 93, 95, 96.

1000

Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 263.

1001

Зимин А. А. Формирование боярской аристократии. С. 70–71.

1002

РК 1598. С. 33, 42, 79, 102.

Политическая нестабильность после январского переворота усугублялась отсутствием главы церкви. В течение двух месяцев после свержения Иоасафа митрополичья кафедра пустовала [1003] . Только в марте 1542 г. новым митрополитом был избран новгородский архиепископ Макарий [1004] . Его принято считать ставленником Шуйских [1005] , но в первую очередь, как справедливо подчеркивает В. В. Шапошник, избрание Макария митрополитом объясняется тем авторитетом, которым этот иерарх пользовался в церкви [1006] .

1003

Источники не содержат точной даты ссылки Иоасафа в Кирилло-Белозерский монастырь. Из рассказа Летописца начала царства и дополнений к нему, сделанных в Лицевом своде, можно заключить, что арест кн. И. Ф. Бельского и низложение митрополита произошли одновременно. Правда, в Постниковском летописце ссылка Иоасафа на Белоозеро датирована мартом 1542 г.: «Лета 7050-го марта митрополита Иасафа сослал князь велики на Белоозеро в Кирилов, а на его место в митрополиты учинил ноугородцкого владыку Макария…» (ПСРЛ. Т. 34. С. 26). Возможно, до ссылки Иоасаф провел на Троицком подворье в Москве более продолжительное время, чем это изображается в официальных летописях. Но в любом случае с момента январского переворота он уже не мог исполнять свои обязанности: фактически кафедра пустовала.

1004

Избран и наречен 16 марта, поставлен в митрополиты 19 марта: ПСРЛ. Т. 29. С. 42.

1005

Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 264.

1006

Шапошник В. В. Церковно-государственные отношения. С. 45, 46. Исследователь допускает также возможность поддержки Макария новгородскими детьми боярскими — участниками свержения кн. И. Ф. Бельского (Там же. С. 46). Однако источники не упоминают о том, что после январского переворота новгородцы еще несколько месяцев оставались в Москве.

Даже находясь в заточении, в далекой белозерской ссылке, кн. И. Ф. Бельский продолжал внушать опасения своим врагам. Как сообщает Летописец начала царства, «послаша бояре на Белоозеро князя Ивана Бельского убити в тюрме Петрока Ярцова сына Зайцова, да Митьку Иванова сына Клобукова, да Ивашка Елизарова сына Сергеева. Они, ехав тайно, без великово князя ведома боярским самовольством князя Ивана Бельсково убили» [1007] . В Синодальном томе и Царственной книге этому сообщению предпослана датировка: «А на весну ту, майя месяца…» [1008]

1007

ПСРЛ. Т. 29. С. 42.

1008

ПСРЛ. Т. 13, ч. 1. С. 141, прим. 8 (Синодальный том); Т. 13, ч. 2. С. 440 (Царственная книга).

Постниковский летописец привел две версии гибели кн. И. Ф. Бельского: «В те же поры, — сообщает он под маем 7050 (1542) г., — на Белеозере в поиманье не стало князя Ивана Бельского, уморен бысть гладом, 11 ден не ел. Да на нем же чепей и желез, тягости, было пудов з десять. А иные люди говорили, что повелением князя Ивана Шуйского да князя Ондрея Шуйского князь Иван убьен бысть Гришею Ожеговым да Митькою Клобуковым, да Петроком Зайцовым. И положен бысть у Троицы в Сергиеве монастыре» [1009] .

1009

ПСРЛ. Т. 34. С. 27.

Очевидно, об обстоятельствах смерти князя Ивана Федоровича ходили разные слухи. Еще одно — совершенно невероятное — истолкование того, что произошло в мае 1542 г., мы приведем чуть ниже.

Князь Иван Васильевич Шуйский лишь на считанные дни пережил своего поверженного противника. Как сообщает Постниковский летописец, «майя же князя Ивана Шуйского в чернцех и в скиме [далее, видимо, пропущено: «не стало». — М.

К.], положен бысть на Москве у Богоявленья» [1010] .

1010

ПСРЛ. Т. 34. С. 27.

Отголоски майских событий 1542 г. доносят до нас письма крымских мурз князю Семену Бельскому, написанные, как было показано выше, осенью указанного года, вскоре после августовского набега крымцев на Рязанскую землю, в котором авторы этих посланий приняли участие.

Автор первого письма, Али-хаджи [1011] , сообщил князю Семену о том, что во время упомянутого набега на Рязанскую землю в плен к крымцам попал «человек добрый… з Москвы». Пленник поведал о том, «ижь князя великого Московского в животе не стало, и Петра Карпова теж в животе не стало, а Кубенский Шуйского забил. Тот же Кубенский напотом, со всими князи и паны и с духовными урадивши, послали до Белоозера по брата вашего князя Белского, выпустити человека доброго, ижбы он тут до них приехал до Москвы» [1012] .

1011

Как отметил И. В. Зайцев, издатели документа в «Актах Западной России» неверно разделили текст на слова и исказили имя крымского мурзы в адресе письма: «Оталый Гаджи» вместо правильного: «от Алый Гаджи», т. е. Али-хаджи (см.: Зайцев И. В. Между Москвой и Стамбулом. Прим. 134. С. 157).

1012

АЗР. Т. II. № 218/I. С. 383 (левый столбец).

Несколько в иной редакции ту же новость, которая должна была обрадовать кн. С. Ф. Бельского, передал в своем письме другой крымский сановник, Садык-Челебей: «Поведаю теж вашей милости о положеньи земли Московской, ижь князь великий умер и иншии князи вси померли, и послали по брата вашего выпустити, хотячи собе его великим князем мети» [1013] .

Ранее исследователи принимали предложенную И. И. Смирновым датировку этих документов — осень 1540 г., что создавало неразрешимые трудности для их интерпретации. Как уже говорилось, так возникла версия о первой ссылке кн. И. Ф. Бельского на Белоозеро в 1538–1540 гг., ни одним источником не подтверждаемая. Более того, если исходить из того, что письма написаны осенью 1540 г., как полагал Смирнов, то как в таком случае понять загадочную фразу Али-хаджи о том, что «Кубенский Шуйского забил», а потом вместе с другими князьями и «панами» послал за князем Бельским на Белоозеро, чтобы его освободить? Между тем, как мы помним, в 1538 г. братья Михаил и Иван Кубенские держали сторону Шуйских, а в январе 1542 г. стали активными участниками заговора против князя И. Ф. Бельского, заговора, возглавленного кн. И. В. Шуйским! Чтобы как-то примирить возникающие противоречия, А. А. Зимин предположил, что дворецкий кн. И. И. Кубенский в 1540 г. «временно отошел от Шуйских» [1014] .

1013

Там же. № 218/II. С. 383 (правый столбец).

1014

Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 257.

Но подобные натяжки делаются совершенно излишними, если поместить процитированные выше документы в контекст, в котором они изначально появились, т. е. в контекст событий 1542 г. Тогда становится понятно, что посылка боярами на Белоозеро Петра Зайцева, Митьки Клобукова и других детей боярских с целью (как мы теперь знаем!) убить князя Ивана Бельского породила благоприятный для братьев и сторонников узника слух, будто его собирались освободить. Что же касается загадочной фразы о том, что «Кубенский Шуйского забил», то ее следует понимать не в каком-то фигуральном смысле (одержал победу над Шуйским), как предлагает И. И. Смирнов [1015] , а в буквальном: речь идет об убийстве. По-видимому, смерть кн. И. В. Шуйского в мае 1542 г. вызвала появление в стане его недругов подобных фантастических слухов.

1015

Смирнов И. И. Очерки политической истории. С. 84–85.

Впрочем, не стоит ждать особой достоверности от информации, полученной крымцами от пленного москвича, да еще, вероятно, и истолкованной ими в желательном для их корреспондента ключе. Другие известия, сообщаемые мурзами, тоже не соответствовали действительности, в том числе — слух о смерти великого князя. Напрасно И. И. Смирнов считает, что речь шла о Василии III [1016] : как справедливо заметил П. Ниче, о смерти Василия III давно уже было известно в Крыму; знал о ней, разумеется, и кн. Семен Бельский, поэтому в таком сообщении не было бы для него никакой новости [1017] . Естественно, имелся в виду юный Иван IV, и, разумеется, слух оказался ложным.

1016

Там же. С. 84.

1017

Nitsche P. Grossf"urst und Thronfolger. S. 255.

Если, однако, не видеть в подобных «мутных» источниках некий кладезь надежных фактов, а рассматривать их как отражение настроений и ожиданий, существовавших в тогдашнем московском обществе, то, несмотря на всю фантастичность приведенных известий, ценность этих писем не так уж мала. В частности, выраженные в них надежды — впоследствии не оправдавшиеся — на освобождение кн. Ивана Федоровича Бельского косвенно свидетельствуют о симпатиях, которые этот князь вызывал у какой-то части московского служилого люда (если предположить, что захваченный крымцами в Рязанской земле «москвич» был сыном боярским).