Вдовушка в алом
Шрифт:
Тут она наконец отстранилась и смущенно сказала:
— Видите ли, милорд, я… — Люси взяла свое шитье и попыталась сосредоточиться на нем. — Я как раз взялась за платье, которое надену на прием у принца.
Раньше она хотела уменьшить вырез на платье, так как не привыкла к слишком глубоким декольте. Теперь же, после того, как она увидела платья на женщинах в борделе и на Еве, которую предпочел ее муж, Люси передумала.
Взволнованная близостью виконта и теми чувствами, которые вызывало малейшее его прикосновение, она слишком сильно потянула шелк, лежавший у нее на коленях, и нитки, не
— Боже, я трудилась над этим целых три дня! — воскликнула Люси, услышав треск материи.
Глаза ее наполнились слезами, хотя она прекрасно понимала, что ничего страшного не произошло. И все же ей было немного обидно — ведь именно это платье более всего подходило для приема у принца. Можно ли его исправить? Внимательно осмотрев наряд, она сказала:
— Ничего страшного. Думаю, это поправимо.
Отложив шитье, Люси взглянула прямо в глаза виконту. Он был ее бедой — или ее спасением? На этот вопрос она не могла бы ответить, но точно знала: с тех пор, как он вошел в ее жизнь, все изменилось.
— И я должна вернуться вместе с вами в этот дом, — добавила она наконец.
Какое-то время он внимательно смотрел на нее, потом решительно покачал головой:
— Нет, миссис Контрейн.
— Но я должна поехать, — настаивала Люси. — Я много думала о встрече с Евой, и у меня такое чувство, что она что-то скрывает. Я уверена в этом и думаю, что она не доверится вам и не расскажет всю правду.
— Неужели я не вызываю доверия? — Николас едва заметно улыбнулся.
Люси смутилась и посмотрела куда-то в сторону.
— Не в этом дело. Но вы мужчина, а я подозреваю, что у нее есть основания не доверять представителям сильного пола.
Впрочем, и у самой Люси не было особых оснований доверяться мужчинам. Ее отец рано умер, и о нем она почти ничего не знала, а муж изменял ей и оставил после смерти множество долгов, так что теперь она могла лишиться крыши над головой.
«Эта женщина заслуживает лучшего… — думал Николас, глядя на Люси все так же пристально. — Но как помочь ей, как облегчить ее жизнь, как защитить ее?» Он все сильнее жаждал близости с ней, и ему было ужасно трудно себя сдерживать — хотелось привлечь ее к себе, хотелось обнять ее и поцелуем высушить слезы в ее глазах.
Почувствовав, что вот-вот снова протянет руку к сидевшей перед ним женщине, Николас сделал шаг назад.
— Я больше не буду занимать ваше время, миссис Контрейн. После приема у принца мы обсудим наши дальнейшие планы. Я заеду за вами во вторник в половине восьмого.
Она кивнула. Конечно, каждый раз, когда его элегантный экипаж подъезжает к ее дому, это дает пищу для сплетен. Но она не позволит миссис Броди управлять ее жизнью. И своей кузине — тоже.
— Благодарю вас, милорд.
Он тут же ушел, и комната вдруг показалась ей опустевшей. Может, она обидела его? Без сомнения, у него были возможности проводить время более интересно, чем с бедной вдовой в ее скромном доме. Она старалась мыслить здраво, напоминая себе, что ей не следует мечтать о связях, над которыми можно только смеяться и о которых каждая разумная женщина знает: они не могут осуществиться.
Это только в сказках принц приглашает бедную девушку во дворец, в свои жаркие объятия. А в реальной жизни брак —
— И ты не такая уж красивая, Лусинда, чтобы рассчитывать на что-то особенное, — как-то сказала ее кузина.
Эти воспоминания были не очень-то приятными. Они тогда сидели в гостиной Вильгельмины, и кузина пила чай, а мать Люси старалась привести в порядок и обновить их туалеты, чтобы лишний раз не просить у Вильгельмины несколько фунтов на новые платья. Увы, при этом им приходилось выслушивать ее рассуждения о пользе экономии.
Люси заскрипела зубами, вспоминая все, что тогда происходило, и человека, за которого Вильгельмина хотела выдать ее замуж. Он был развратный, старый, больной… И неудивительно, что Стэнли, когда их познакомили в церкви, показался ей после этого весьма привлекательным мужчиной. Он гостил у ее знакомых, и она почти не знала его, когда приняла предложение.
Только ее мать, глядя на миниатюрный портрет мужа, который она всегда носила с собой, тихо сказала:
— Любовь — это волшебное чувство, дорогая девочка, и она совсем не связана с богатством.
У Люси не было волшебной любви, но она вырвалась из дома своей кузины и избавилась от ненавистного бремени — от жизни бедной родственницы. Подняв голову, она окинула взглядом комнату. Этот дом, каким бы скромным он ни был, принадлежал ей. И так будет всегда, если ей удастся расплатиться с кредиторами. Она не чувствовала себя чем-либо обязанной своей кузине — ведь ее мать всю жизнь работала не покладая рук, чтобы отплатить Вильгельмине за то, что она приютила их.
Люси любила свой дом и надеялась сохранить его с Божьей помощью. Да, она сделает для этого все возможное, она ни за что не сдастся.
И конечно же, она снова поедет в ужасный дом, в котором они с виконтом побывали накануне. Непременно поедет, если потребуется. Вздохнув при этой мысли, Люси вновь взялась за иголку.
Вскоре Вайолет принесла ей чашку чаю, и Люси, отложив шитье, наслаждалась горячим ароматным напитком. Внезапно раздался стук в дверь, и она с удивлением подняла голову.
Минуту спустя в комнату вошла горничная с большой коробкой в руках.
— Посмотрите, миледи, это для вас.
Вайолет положила коробку на стол, и Люси, сгорая от любопытства, поспешила ее открыть. На крышке было имя знаменитого портного, а внутри лежала записка. Развернув ее, Люси прочитала: «Это замена вашего плаща, которым вы пожертвовали ради нашего спасения». Внизу стояла подпись: «Ричмонд».
Люси вытащила плащ.
— Какое чудо! — восхитилась она. — И ведь не забыл, что я осталась без плаща.
— О, миледи, померяйте его скорее! — воскликнула Вайолет.
Плащ был отделан бархатом, на шелковой подкладке. И разумеется, Люси выглядела в нем намного элегантнее, чем в своем старом плаще, о котором она даже не вспоминала после их благополучного возвращения в Лондон.
Повесив новый плащ в шкаф, Люси снова взялась за шитье. А вечером, когда она улеглась в постель, ей почти сразу же удалось уснуть, и в эту ночь ее не беспокоили сны о ворах и грабителях, врывающихся в дом.