Вдовы (сборник)
Шрифт:
Не входя в респектабельное серое здание штаб-квартиры, Клинг болтался на ступеньках у входа, наблюдая исход полицейских восвояси; кто бы ни выходил, сразу же неизменно глядел на небеса еще из подъезда. Карин Левковиц появилась в двадцать минут шестого. Она даже не взглянула на небо, волоча складной зонтик родом из тех, что берут с собой и на случай дождя, и в солнцепек, ей казалось, было все равно. Она несла сумку через плечо, наверняка с кроссовками "Рибок". На ногах были голубые туфли с помпончиками, в тон голубому костюму. Клинг неуклюже
— Привет! — сказал он.
Она поглядела на него с удивлением, рука крепче сжала зонтик, как бы для немедленного отражения атаки.
— О, привет! — узнала она Клинга. — Вы меня подстерегли.
— Извините. У вас найдется пара минут для чашки кофе?
Она опять посмотрела на него.
— Мистер Клинг...
— Берт. — Он улыбнулся.
— Это касается нашего вторничного разговора?
— Касается.
— Тогда я предпочла бы, во-первых, разговор в моем офисе... А во-вторых, в присутствии Эйлин.
— Послушайте, я сюда притопал один именно из-за того, чтобы не очутиться в обществе Эйлин.
— Ну, знаете, обсуждать что-либо, касающееся Эйлин...
— Да, это касается.
— Но это не принято.
— А принято, что вы и Эйлин обсуждаете меня?
— Вы не мой пациент, мистер Клинг.
— Мне хочется, чтобы вы выслушали и мою точку зрения... Ну — чашка кофе? Займет у вас десять минут.
— Хорошо...
— Пожалуйста, — сказал он.
— Десять минут. — Она посмотрела на часы.
Карелла уже с трех часов пополудни слонялся у банка, гадая, пойдет дождь или нет, но было уже половина седьмого, а никакого дождя не было. Он не думал, что Томми выйдет в три. Томми обычно покидал офис к вечеру, задерживаясь на совещаниях, подчас до глубокой ночи. Его работа состояла в том, чтобы постараться спасти безнадежный кредит. Если, допустим, ссужали три миллиона в Питтсбурге какой-нибудь шарико-подшипниковой компании и ее босс задерживал платежи, Томми посылали туда, чтобы как-то помочь боссу наладить дело и заплатить банку. Банку не нужна шарико-подшипниковая компания, его бизнес — деньги, и только. Так что, если удавалось наладить дела с фирмачом, все были довольны. Такая вот была у Томми работа и в самой стране и, бывало, за рубежом. Но Карелла-то знал, как при желании можно нагреть руки на такой работенке.
Томми вышел из банка в двадцать минут седьмого. С ним была эффектная брюнетка лет тридцати, в костюме от хорошего портного и туфлях на высоком каблуке. И с папкой для бумаг. С такого расстояния Карелла не мог разглядеть, была ли это та самая женщина, что сидела за рулем прошлой ночью. Он пропустил парочку немного вперед, а затем двинулся вслед за ними по противоположной стороне улицы, но почти грудь в грудь.
Казалось, им нечего было таить. Карелла подумал, что это — сослуживица. Они прошли мимо киоска у подземки, не подумав в нее спуститься. На пути был гараж, но миновали и его. Пройдя несколько кварталов,
— Пока просто посидим, — сказал он.
Водитель вздохнул, как корова: ох уж эти полицейские...
Томми расплатился за парковку, затем возвратился к женщине. Карелла наблюдал за ними с заднего сиденья такси. Через минуту появилась красная "хонда", та самая, куда нырнул Томми прошлой ночью.
В этом деловом районе почти не было закусочных, открытых после шести вечера, улицы здесь вымирали, словно в покинутом киногороде. Правда, по соседству с жилыми кварталами имелся один магазинчик готовых деликатесов, открытый до девяти.
Клинг уговорил Карин немного перекусить. Запахи, доносившиеся из кухни, рождали танталовы муки. Карин созналась, что очень голодна, а домой ехать больше часа, за реку.
Клинг предложил горячие пастрами. Она сказала, что очень любит горячие пастрами. Когда она была совсем маленькой, мамаша ее повсюду таскала с собой, приходилось есть на ходу...
— Кстати, я еврейка, к вашему сведению...
— Да ну, правда?
— И вот мы, — продолжала Карин, — проходили мимо всяких вкусностей. Но мать ничего не покупала. Стой, говорила, снаружи и нюхай. Хорошо нюхай, Карин.
Она улыбнулась своим воспоминаниям, хотя Клингу все рассказанное ею показалось неслыханным и жестоким наказанием.
— Что мы возьмем? — спросил он.
Она заказала горячий пастрами со ржаной лепешкой, а он — на блинчике. Оба взяли пиво. На столе, в уголке, помещалось большое блюдо с солеными огурчиками... Они притулились у стола, поглощая сандвичи, выхватывая огурцы и потягивая пиво. В заведении было полно народу: парни в рубашках с короткими рукавами, женщины в летних платьях. Воздух был насыщен ожиданием дождя.
— Итак, почему вы захотели со мной повидаться?
— Мне не по душе то, что произошло во вторник, — заявил он. — Почему вы не едите?..
— А в чем дело?
— Вы с Эйлин меня буквально оскальпировали.
— Никто из нас...
— Неправда. Именно это произошло со мной у вас во вторник. А ведь, кстати, все случилось с Эйлин не по моей вине.
— Но этого же никто не говорит, мистер Клинг.
— Чертовски хочу, чтобы вы называли меня просто Берт.
— Думаю, это будет неудобно.
— Ее же вы зовете просто Эйлин?
— Да, зову.
— Почему же тогда вам неудобно называть меня Бертом?
— Я вам сказала. Эйлин — моя клиентка. А вы — нет. И тогда, поскольку возможно, что вы и не виноваты...
— Я и вправду не виноват.
— Я так и не думаю. Я говорю, что Эйлин восприняла это как факт. Кстати, сейчас она так не считает.
— Уж надеюсь.
— Повторяю: она так подумала, когда ей пришлось убрать его.
— Она просто выполняла свою чертову работу.