Вдовы (сборник)
Шрифт:
К концу месяца он ей позвонил и сообщил, что прибыл товар из Англии; в январе это было. Они с женой провели неделю на Ямайке. Он помнит, что позвонил Сьюзен сразу, как оттуда вернулся. В партии прибывшего товара был набор шеффилдских подсвечников, не какие-то обычные медяшки, нет: раритет. И по разумной цене. Он подумал, что ей стоило заехать взглянуть. Она приехала этим же вечером и буквально влюбилась в подсвечники, воистину — красота. Хотя засомневалась, подойдут ли они к ее модерновому декору, знаете ли, все из нержавеющей стали и кожи, большие
Позвонив ему в субботу, где-то в начале февраля, она спросила, не смог бы он заехать к ней сам и посмотреть на все своими глазами. Она поставила набор на обеденном столе, а он весь — нержавейка и стекло. Ну так вот, уживутся ли медь и сталь, она очень хотела узнать его мнение. Он и поехал к ней под вечер.
Она приготовила мартини, обожала мартини. Он ей по-честному сказал, что подсвечники на этом столе не смотрятся, она его поблагодарила и за откровенность, и за хлопоты, потом предложила выпить, он согласился. Было, знаете, очень холодно, февраль. По его разумению, время клонилось к семи. Она включила музыку, еще выпили, потанцевали. Вот так это началось, вполне естественно.
К концу февраля...
Ну, они уже успели переспать с десяток раз...
Итак, к концу месяца она ему сказала, что ей трудно платить за квартиру и хозяин грозится выбросить ее на улицу. Она уточнила, что рента — две четыреста в месяц. Он сказал, что это грабеж, учитывая, например, что рента его большого дома в Локсдэйле составляет всего три тысячи с небольшим. Она заявила, что бросать эту квартиру — преступление, им ведь было так хорошо в ней вдвоем, в такой чудесной обстановке. Нет, нет, она не просила у него денег...
— Я даже сначала не совсем понял, что она хотела, — заметил Мотт.
...Она просила дать ей возможность как бы арендовать у него это жилье. Взаймы.
На время.
Две тысячи четыреста.
Только до марта. А там у нее пойдет работа в салоне моды, и ей заплатят до того, как нужно будет вносить плату за апрель. И у нее хватит денег расплатиться с ним даже с лихвой. Если бы только он мог сейчас одолжить ей. Ей так нравилось быть с ним и проделывать с ним все, все, все. А ему не нравилось?
— Она была такая красивая, — сказал Мотт.
Очень красивая, чудесная...
Даже поразительно: он не мог найти подходящего слова. А может, и знал его, но стеснялся произнести при посторонних.
— Я дал ей денег, — сказал он. — Снял со сберегательного вклада, вручил ей. Она спросила, должна ли дать мне расписку, но я, конечно, отказался. Не смеши меня... И потом...
Когда подошел срок платить за апрель, у нее опять не оказалось денег. Он ссудил ей еще столько же, и в мае тоже, а когда наступил июнь, то окончательно сообразил, что, оплачивая квартиру, содержит Сьюзен. На самом деле она стала его...
— Не подумайте чего плохого, —
"И твоей, и Шумахера", — пронеслось в голове Кареллы.
Он с женой уехал из города в субботу, они провели целую неделю в Балтиморе, с сестрой жены, а вернулись только в следующее воскресенье. На следующий же день Сьюзен пришла в лавку. В понедельник, девятого июля. В обеденное время, с целью узнать, не забыл ли он кое о чем? Он ее сначала даже как следует не понял.
— Оу, — сказала она. — Ты вправду не догадываешься? Может, ты полагаешь, что такая девушка, как я, на каждом шагу встречается? Возможно, в следующий раз ты захочешь, чтобы я...
— Ну, — продолжал Мотт, — она намекнула на то, что мы... Мы с ней... Что она... Короче, сказала, чтобы я хорошенько подумал, прежде чем в следующий раз попросить ее... Вы понимаете. А если, мол, я стал забывать, что всякий раз надо платить ренту, она начнет подумывать о ком-нибудь другом, о том, кому будет с ней хорошо и кто сможет по достоинству оценить преимущество быть с ней так, как я с ней был. Она была в ярости. Я ее никогда такой не видел. И никогда не думал, что пользуюсь ею, понимаете? Думал, что ей это нравится. И я постарался объяснить...
Да, он старался объяснить. Но 9 июля — день выходной, праздник, и Мотт должен был уезжать с женой. Сьюзен знала, что он женат. И Сьюзен спросила, имел ли он понятие о том, как это унизительно, когда тебе звонит хозяйка квартиры и допытывается, скоро ли ей заплатят? Он это понимает или нет?.. И он пошел в банк, покуда она оставалась в магазине...
— Было как раз половина первого, банковская запись точна, — сказал Мотт.
И он принес деньги, и вдруг это опять та же самая Сьюзен, которую он всегда знал. Ну и вот, прямо в магазине она...
— Довольно, — вздохнул Мотт.
Они не стали выспрашивать, что она сделала прямо в лавке. Вместо этого Карелла спросил:
— Где вы были в ночь, когда ее убили?
— Дома. С женой, — ответил Мотт.
Изабелла Мотт — женщина бальзаковского возраста, среднего роста, с прямыми черными волосами и темно-карими глазами, к которым весьма подходил ювелирный гарнитур из бирюзы в серебряной оправе. Можно было подумать, что перед вами американская индианка, каковой она, впрочем, не была. Но в ее родословной, скорее всего, можно было обнаружить шотландско-ирландские корни, поди там разбери.
Они не сочли нужным ей говорить, что ее муж Томас еще не так давно услаждал себя связью с красивой молодой блондинкой, которую убили через восемь дней после того, как Томас виделся с нею последний раз. Детективы подумали, что всяческих драм и так предостаточно, зачем лишние? Просто они спросили ее, где он был ночью 17 июля... Это был вторник. Когда она поинтересовалась, почему они хотят это знать, они дали стандартный ответ: обычное расследование.
— Он был здесь, — сказала она.
— Как вам удалось это запомнить? — спросил Карелла.